Но в кухне больше никого не было. Преступник не мог спрятаться здесь и не мог незаметно покинуть кухню, потому что запасного выхода не было.

Хайдманн облегченно вздохнул, опустил пистолет и повернулся к неподвижному телу Смита. При этом взгляд комиссара скользнул по лицу сопровождавшего его полицейского. Парень стоял на пороге, замерев в нелепой позе, и не сводил глаз со Смита. В его лице не было ни кровинки, а глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит от ужаса. Он дрожал всем телом.

Даже в этой скверной ситуации подобное поведение показалось Хайдманну необычным. Конечно, настоящие полицейские, не в пример копам из американских сериалов, не каждый день видели трупы, однако они все же частенько видели их. Причем большинство жертв несчастных случаев представляли более кошмарное зрелище, чем жертвы убийств.

Хайдманн хотел что-то сказать по этому поводу, но тут его взгляд упал на распростертое тело Смита, и он сразу понял причину ужаса, охватившего его подчиненного. Все дело было в лице Смита. То, что увидел Хайдманн, не было лицом, хотя оно передавало все грубоватые черты агента ЦРУ. В третий раз у Хайдманна было чувство, что он видит движение в чистом виде, не связанное с каким-либо конкретным материальным телом. Но все это длилось всего лишь долю секунды. Вглядевшись, Хайдманн наконец понял, что именно двигалось.

Лицо Смита ходило ходуном, вздымалось и волновалось, словно океан. Казалось, что все его клеточки жили своей обособленной отдельной жизнью, и то распадались на составные части, то вновь собирались в одно целое. То, что Хайдманн принимал за лицо Смита, не было человеческим лицом. Это были насекомые, кишевшие на нем. Несметные тысячи крохотных насекомых, принявших с помощью мимикрии различные формы и окрасившихся так, что они превратились в одно целое — точную копию лица агента ЦРУ Смита. Принявшие соответствующую окраску хитиновые спинки одних насекомых образовали кожу и губы, более темные спинки больших жуков — глаза. Микроскопические щупальца образовали подобие ресниц и бровей. Язык, видневшийся между приоткрытых губ, был клубком розовых червей.

Хайдманн хотел закричать, но не смог. На мгновение он совершенно утратил контроль за своим телом. Он застыл на месте и молча созерцал свой собственный бред, как ему казалось, — потому что все это, на его взгляд, не могло происходить на самом деле. Он цеплялся за эту мысль, не желая верить в реальность происходящего, потому что она была ужасна и невероятна!

Но тут полицейский, стоявший на пороге, повернулся, шатаясь вышел в коридор и его начало рвать. И эти звуки разрушили иллюзию Хайдманна. Он сбросил с себя оцепенение, поняв, что ошибался: это видение не было галлюцинацией и не было запредельным ужасом — поскольку зрелище могло стать (и действительно становилось на глазах) все более ужасным. Хайдманн теперь наблюдал, как лицо Смита начало растворяться. Черты лица расплывались, так как насекомые, имитировавшие их, как по команде начали вдруг расползаться в разные стороны. Постепенно становился виден голый череп с пустыми глазницами, такой гладкий и белый, как будто он был изготовлен из пластмассы. Сквозь глазницы было видно, что внутри него тоже копошатся насекомые.

То, что происходило с головой, происходило и со всем телом. Кисти рук Смита внезапно распались, и Хайдманн увидел кости пальцев, которые тут же рассыпались на отдельные составные части. Одежда агента начала опадать как надувной шар, из которого уходит воздух, и из рукавов, брюк и ворота хлынули потоки насекомых. Все это ужасное представление длилось не более пяти секунд. Хайдманн стоял перед костюмом, надетым на чисто объеденный скелет, а вокруг него во все стороны разбегались насекомые. Они покидали кухню, вместе с ними исчез и коричневый ковер. Хайдманн понял, что это был вовсе не ковер, а сантиметровый слой насекомых на полу. Узор на обоях тоже был не узор, а пятнами, образованными жучками и паучками. Комиссар догадался, что именно хрустело у него под ногами, когда он вошел в коридор этого дома. Теперь Хайдманн отдавал себе отчет в том, что его “галлюцинации” были вполне реальны. Не было никакого движения в чистом виде, двигалось живое вещество — миллиарды крошечных насекомых. И осознав это, Хайдманн понял, что находится в опасности. Причем у него не было ни малейших средств защитить себя. Страх Хайдманна постепенно перерос в панику.

Он был уже покойником. Правда, волна насекомых отхлынула от него, и он вместе со скелетом Смита находился сейчас в центре все увеличивавшегося круга освобожденного от насекомых пола. Но все равно миллиарды этих крохотных смертоносных существ покрывали каждый квадратный сантиметр помещения. Несмотря на свои микроскопические размеры, эти твари вместе составляли безжалостную машину, способную пожрать все живое на своем пути. И Хайдманн, по существу, уже находился в желудке этой машины. Он видел, что они сделали со Смитом. Причем они сделали это, по-видимому, так быстро, что американец даже опомниться не успел, он не успел выхватить свое оружие и выстрелить. Полицейские наверняка услышали бы его выстрел.

Хайдманн в отчаянии оглянулся, пытаясь найти путь к спасению. Насекомые были повсюду — на полу, на стенах, на потолке. Они образовывали подвижный узор на обоях. Они покрывали сплошным покровом всю мебель, шуршали и шевелились на оконном стекле, гроздьями свешивались с потолка. Должно быть, в коридоре было то же самое. Рвота у полицейского, который сопровождал Хайдманна, прекратилась, но он не подавал признаков жизни. Возможно, он был уже мертв.

Чувствуя свою полную беспомощность, Хайдманн поднял пистолет и прицелился в середину кишащей, волнующейся, словно поверхность океана, массы, окружавшей его со всех сторон. Но затем опустил руку. Теперь оружие, которое он держал в руке, не придавало ему ни малейшего ощущения уверенности, напротив, оно заставляло его в полной мере почувствовать полную безысходность. Однако Хайдманн все еще не хотел убирать пистолет в кобуру. Он снова медленно повернулся вокруг своей оси, нечаянно ударив пяткой в висок Смита. Череп агента, словно уродливая кегля, откатился в сторону, туда, где кишели насекомые, волна которых замерла на месте и больше не отступала. Десятки крошечных созданий были тут же раздавлены черепом, но уже через мгновение он исчез под их толстым слоем. Теперь это был всего лишь нарост посреди ровного ковра насекомых, которые внезапно пришли в движение.

Зрелище было столь омерзительным, что Хайдманн отпрянул на шаг назад, но тут ему в голову пришла мысль, что тем самым он приблизился к насекомым, находившимся за его спиной, и может разделить участь черепа. Комиссар испуганно замер на месте и повернулся на каблуках назад.

Нет, он не стал ближе к черте насекомых. Их волна отступала от него на то же расстояние, на какое он приближался к ней. Хайдманн ошарашенно оглянулся назад. Насекомые придвинулись на то расстояние, на которое он отошел от них. Таким образом, он находился в центре окружности диаметром в два метра. Хайдманн нерешительно сделал шаг, и окружность сместилась так, что он вновь находился в ее центре. Хайдманн замер на мгновение, а затем, собрав всю свою волю в кулак, отступил еще на один шаг, однако насекомые на этот раз не двинулись вслед за ним. И лишь когда комиссар шагнул по направлению к двери, насекомые вновь возобновили свое движение.