И недаром среди требований, предъявляемых к новой машине, есть поистине фантастическое – автоматическая коробка передач!.. В советском автопроме она применялась лишь на опытном концепт-каре Юрия Долматовского НАМИ-013 (о роли, которую сыграет Липгарт в судьбе этой машины, будет сказано позже). В Америке же «автоматы» уже больше десяти лет были дорогой, но уже вполне привычной опцией. Первые АКПП появились в 1940-м на «Олдсмобилях», и к началу 1950-х американский рынок предлагал уже широкую гамму «автоматов» – «Гидра-Матик», «Пауэр-Флайт», «Дайна-Флоу», «Алтраматик Драйв», чуть позже – «Борг-Уорнер». В Европе АКПП пока оставались уделом считаных лимузинов и дорогих спортивных машин. Но Липгарт спокойно, как само собой разумеющееся, предлагает внедрить «автомат» не на элитном – на обычном советском автомобиле. Он уже привык ставить перед сотрудниками внешне невыполнимые задачи и знает, что на практике они оказываются вполне выполнимыми: история создания ЗИМа тому пример.

Вообще говоря, история советской коробки-автомата имела сразу несколько «истоков», из которых экспортный потенциал советских машин был далеко не самым важным. Гораздо важнее был малый ресурс тогдашних механических коробок, которые от грубого обращения с ними «летели» уже через несколько десятков тысяч километров – и, кстати, именно по этой причине «автоматы» так быстро завоевали США. Предполагалось, что и в советских реалиях надежный и простой «автомат» подстегнет всеобщую автомобилизацию, сделает машину доступной для тех категорий автолюбителей, которые все еще воспринимали вождение автомобиля как утомительный и небезопасный процесс.

…Но его эпоха уже заканчивалась. И завершилась резко и неожиданно–15 декабря 1951 года приказом № 862 по Министерству автотракторной промышленности Андрей Александрович был освобожден от должности главного конструктора. Отныне он – заместитель Главного по новому проектированию. А его должность занимает парторг завода (с марта 1951-го) Лев Васильевич Косткин.

О том, как именно готовилось падение Липгарта, сведений не сохранилось. По мнению Б. А. Дехтяра, «поводом для понижения Липгарта послужило его упорное сопротивление, начиная с 1948 г., против попыток уволить из КЭО ряд работников ‹…› Директор завода Веденяпин понимал бессмысленность и вред увольнения специалистов по национальному и социальному происхождению, но оказался под большим давлением. Он предлагал компромиссы. Но Липгарт, сам испытавший подобное, не уступал». Денис Орлов называет главной причиной понижения Липгарта рост его авторитета: «С одной стороны, его авторитет на заводе вырос настолько, что начинал угрожать как заводскому руководству, так и министерскому. Министр вполне мог углядеть в Липгарте потенциального кандидата на свое кресло». Но выше мы уже писали, что авторитет Липгарта на заводе и в отрасли на протяжении 1951-го не рос, а снижался, а на руководящие должности Андрей Александрович и не стремился никогда, то, что он производственник, а не чиновник, было общеизвестно.

Какую-никакую причину для понижения все же пришлось придумывать. На собрании в заводоуправлении, оглашая приказ министра, упомянули, что Липгарт «недостаточно сотрудничает с отделом кадров». Как вспоминал Б. А. Дехтяр, когда присутствующие услышали эту формулировку, в зале раздался нервный смех: о том, сколько внимания Липгарт уделял кадрам, знали все.

Как следует из писем самого Андрея Александровича, информацию до него довели сначала директор, потом – министр. «Мои довольно настойчивые попытки выяснить причины оказались напрасными. Министру тов. Хламову я прямо сказал, что мой интерес к причинам отстранения – не праздное любопытство, я хочу знать свои ошибки, чтобы их не повторять, так как надеюсь работать дальше. Ошибки же крупные должны были быть, так как иначе нельзя объяснить снятие человека, проработавшего 18 лет и совсем недавно получившего в 5-ый раз Сталинскую премию за автомобиль “ЗИМ”, гордость нашей автопромышленности. Однако то, что ответил мне министр, не было ответом на мучивший меня вопрос, – я остался в неведении».

Одновременно из Горьковского политехнического института поступило предложение возглавить кафедру «Двигатели внутреннего сгорания». «Я связал эти события и решил, что мне указывают путь, что мне не следует больше заниматься административной работой, а нужно заниматься чистой техникой. По своим способностям и опыту я конструктор, и наибольшую пользу своей Советской Родине могу приносить на конструкторской работе, и именно на ГАЗе, поскольку мой опыт относится к машинам этого завода. Я согласился остаться заместителем и одновременно работать в политехническом институте, чтобы передавать свои знания и опыт не только конструкторам, а и более широким кругам преподавателей и студентов. Таким образом, я остался на заводе, несмотря на удар по самолюбию и возможность получить другую работу, более легкую и, вероятно, более высокооплачиваемую».

Удар действительно был тяжелым. После восемнадцати с лишним лет руководящей работы оказаться на второй роли… Для специалиста такого уровня – должность унизительно небольшая, это как в армии командующего дивизией поставить на полк. Тем более что и новый главный конструктор повел себя по отношению к предшественнику, мягко говоря, странно. Сам сел за стол Липгарта, а его посадил рядом с собой – перпендикулярно. «Я надеялся, что на этом все мои злоключения кончатся и я смогу спокойно работать, – вспоминал Липгарт. – Однако я ошибся. Новый Главный конструктор тов. Косткин с первого же дня поставил меня в такое положение, при котором я должен был догадаться уйти с завода сам». Андрей Александрович был сразу же и полностью отстранен от текущего производства, не получал никаких поручений – ни от Веденяпина, ни от Косткина. Никто не интересовался его мнением по тому или иному вопросу. Его уделом было лишь «новое проектирование», задел на перспективу. Но и в этой области его постоянно стесняли – не пригласили на рассмотрение техпроекта ГАЗ-46, не звали в научно-технический совет министерства… Словом, всячески давали понять: ты – никто, твое время прошло.

Было ли такое поведение его коллег и учеников их личной инициативой? В одном из писем Липгарт вскользь бросает важную фразу: «Я думал, что тов. Косткин так действует по собственной инициативе, и поэтому не обращал внимания». Это – прямое свидетельство того, что позднее он убедился: нет, они выполняли чей-то приказ. Кто-то распорядился создать для бывшего Главного на заводе такие условия, при которых он уйдет сам – без скандала, по-тихому. Перейдет окончательно в Горьковский политех имени Жданова и там затеряется, станет безвредным «теоретиком», провинциальным ученым, который поймет наконец, что не надо постоянно дергать коллег по поводу и без повода…

А он все не уходил. И даже получил свой второй орден Трудового Красного Знамени – в связи с 20-летием завода. Начало 1952-го прошло в работе над новым поколением легковой машины, которая получила пока два условных названия, «Победа-2» и «Звезда». Какому проекту отдать предпочтение, общего мнения пока не было. «Победа-2» – это трехобъемный седан, напоминающий по стилистике американские машины 1949–1951 годов, с характерным «полупонтонным» кузовом а-ля ЗИМ (небольшие закрылки сзади), а «Звезда» похожа на несостоявшуюся версию