– Неужто не справляетесь? А я слышал, из вашей крепости никто ни разу не бежал, – спросил его Кураев, который уже успел сесть за стол и усадил Мировича рядом с собой.

– Так мы-то на что? Ловим пока что… куды им бежать, когда непонятно, в чем душа держится? Но все одно: ежели осерчают, тогда держись. Вот недавно вырвался один душегуб… – И он подробно стал излагать случай, когда сбежавший заключенный ночью отрубил головы нескольким солдатам, а потом и сам умер непонятно отчего.

Рядом с Мировичем сидел кряжистый мужичок с масленым лицом. Он первым заговорил с Василием:

– Обо мне его высокоблагородие не изволили упомянуть, не из их курятника птица поскольку, торговый человек Шелудяков. Лес поставляю ко двору, – сообщил он негромко, успевая хлебать серебряной ложкой наваристый куриный суп. – И меня с собой прихватили, чтоб при надобности слово сказал, чего сколько стоит. Но они, как погляжу, не особо о делах думают, с дороги сразу за стол, а там и трава не расти.

Мирович слушал его, согласно кивал головой, а сам пытался понять, почему именно Кураев вызвался сопровождать эту разношерстную компанию. Получалось, ради того, чтобы повидаться с ним? Как-то не особо в то верилось. Зачем тогда комендант отправил именно за ним, когда есть офицеры выше его по чину. Получается, все же Кураев попросил его пригласить или сам Бердников особо благоволит к подпоручику Мировичу?

Тут Иван Васильевич, словно вспомнив или прочитав его мысли (Василий уже после всего произошедшего в последние дни не особо удивился бы и этому умению иных людей безошибочно предполагать, о чем он думает), вытирая руки кружевной салфеткой, проговорил:

– Василий Яковлевич, проведите гостей по внутреннему двору. Пусть определятся, где они собираются этот самый сад устраивать. Но, – напомнил он гостям, – попросите там, – при этом он ткнул пальцем в низкий потолок, – чтоб кандалов прислали и новых плах на двери. Их поменять следует, а то до греха не долго.

Мирович так и не успел ни к чему притронуться и вышел из-за стола. Остальные приезжие устремились вслед за ним. Один лишь Кураев остался в доме коменданта. Василий провел всех вдоль стен, указал, где имеется свободная от построек земля, заваленная строительным мусором и разным хламом. Собственно говоря, и сам комендант мог бы показать им свои владения, – заблудиться тут было негде.

– Да, места мало. Большой сад разбить вряд ли получится. Разве что если баню перенести поближе к северной стене. Тогда вполне, – как бы рассуждая с самим собой, негромко говорил капитан Загряжский. Остальные при этом кивали и свое мнение никак не выказывали.

Когда они оказались возле западной крепостной стены, где на верхней галерее располагалась большая часть казематов и были видны двери камер, к нему вплотную подошли Бессонов и подпоручик Чефаридзев. Канцелярист осторожно спросил:

– А вы не покажете, где находится известная персона?..

– Вы о ком? – ответил Мирович, хотя прекрасно понимал, какой именно персоной интересовался проныра канцелярист. Но именно он не вызывал доверия у Василия, поскольку хорошо запомнил его покрытое угрями лицо, когда тот встретился ему при входе в кабинет Теплова.

– Да вы же знаете о ком… Говорят, Иоанн Антонович где-то здесь содержится. Об этом каждой собаке в Петербурге известно. Вам ли не знать?

Мировичу хотелось ответить, чтоб он к тем собакам и обратился, но вдруг решил, что скоро весь Петербург и вся Россия будут знать об освобождении законного наследника престола царевича Иоанна, а потому можно и рискнуть, показать, где его содержат и в каких условиях. Тем более ему было интересно, как отнесутся к тому оба канцелярских жучка.

– Вон в той камере, – смело указал он на дверь. – Желаете посетить? – В его голосе прозвучала насмешка, а любопытствующие гости даже отшатнулись. Бессонов так вообще замахал руками:

– Нет, нет! Ни в коем случае! У нас могут случиться большие неприятности на этот счет. И, послушайте, – обратился он к Мировичу шепотом и полез в карман, вытащил оттуда серебряную монету и постарался вложить ее тому в ладонь, – не нужно сообщать кому-либо об этом.

– О чем не сообщать? – Василий постарался изобразить из себя солдафона, но монету не принял, и Бессонов тут же спрятал ее обратно.

– О нашем разговоре на эту тему. Неужели непонятно?

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – щелкнул каблуками Василий. – Никому не сообщу, что вы интересовались тайным узником, находящимся в крепости ее императорского величества.

– Тьфу, дурак, – отвернувшись, выругался Бессонов и пошел прочь, а вслед за ним и чернявый подпоручик, не проронивший во время их разговора ни слова.

Гости скоро отбыли на другой берег, а с ними вместе и Гаврила Андреевич Кураев. Проходя мимо Василия, он кивнул ему, но не проронил ни слова, руки не подал, словно они не были знакомы много лет. Василия это только обрадовало. Он тут же поднялся обратно в дом коменданта и застал Бердникова все за тем же столом, продолжавшего доедать свой обед и, судя по всему, изрядно захмелевшего.

– Чего тебе еще? Проводил гостей? Будут сад устраивать, как думаешь? А может, по иному поводу приезжали? – спросил он его, словно сам не мог решить, как ему разобраться в возникшей ситуации. – Черт их поймет, этих столичных мокрохвостов. То им сад подавай, то арестантов крепче содержи. Я бы их всех под топор подвел давно, а то тратим на них денежки такие – цельный полк прокормить можно. Сколько на них уходит, ты и не представляешь…

Мирович выждал, когда тот выскажется до конца, а потом осторожно спросил:

– Господин подполковник, прикажите мне с ротой заступить сегодня на караул.

– Так ты вроде только через день заступать должен? Что за спешка? С чего вдруг? – не проявляя особого интереса, пробурчал тот, не отрываясь от своей затянувшейся трапезы, до чего был большой охотник.

– Приезжие эти просили меня к ним подъехать, чего-то там посмотреть. Сказали, вы возражать не станете, – самозабвенно врал Мирович, надеясь, что Бердников не скоро встретится с только что отбывшими гостями и узнает у них о причине вызова подпоручика в Петербург.

– Чего же они мне о том не сказали? Ох, уж мне эти сплетники столичные, все норовят за моей спиной изладить. А коль не отпущу, что тогда?

– Ничего не скажу. – Мирович решил за лучшее не возражать: комендант все одно не пойдет против петербургских гостей, поскольку изрядно их побаивается и не желает заполучить в их числе недоброжелателей.

– И правильно. Ничего и не говори, когда перед тобою подполковник. Он сам все решит. Заступай! Черт с тобой, мне все равно. Так и доложи своим, мол, Бердников велел сегодня в караул выходить.

– Слушаюсь! – Мирович вновь громко щелкнул каблуками и, развернувшись по-строевому, вышел, ликуя в душе. А комендант, доев обед и допив все, что оставалось на столе, вперевалочку отправился в спальню, где, не раздеваясь, завалился на кровать.

5