«Удостоился любезнейшего письма от их императорского величества, – думал он, идя по коридорам дворца к выходу. – На этом все. Помощи ждать больше не от кого, надеяться можно только на самого себя. И ладно, попробую ухватить фортуну за чуб, как мне советуют. Но только от того многим ой как худо придется…»

Выйдя на улицу, он хотел было сразу идти на причал и возвратиться обратно в Шлиссельбург, но вспомнил, что ему еще нужно найти Военную коллегию и сдать там служебные бумаги.

«Кстати, а не там ли заседает друг мой любезный Ушаков? – вдруг осенило его. – Вот заодно и с ним свижусь и обговорим мой план. Пусть только попробует отказаться!»

Добравшись до здания Коллегии, он быстро нашел нужный кабинет, сдал привезенные бумаги и получил требуемый полковой устав, засунул его в походную сумку, где уже лежал ответ от императрицы на его просьбу. Собрался было идти, как вдруг вспомнил, что Ушаков служит здесь и должен находиться в одном из кабинетов. Потому он спросил вручившего ему бумаги канцеляриста:

– Скажи, мил человек, а где у вас тут служит Аполлон Ушаков?

– Аполлоша-то? – мигом откликнулся тот. – Наверх поднимись и там спроси. Может, кто и покажет, а у меня нынче дел много.

Через какое-то время, поплутав по коридорам и темным закоулкам Коллегии, Василий нашел небольшую комнатушку, в глубине которой у конторки, спиной к нему, стоял Ушаков и сосредоточенно что-то писал, часто обмакивая перо в чернильницу. Когда он окликнул Аполлона, тот поспешно обернулся. Его испуганные глаза говорили сами за себя.

– Опять мухлюешь? – брезгливо спросил его Василий, не известив о своем появлении.

– А ты как здесь оказался? – едва не выронив перо из рук, вопросом на вопрос ответил растерянный Ушаков.

– Да вот, решил заглянуть. Сильно занят? А то пошли, пройдемся, поговорить хотел. К вечеру мне уже в крепости надо быть.

– Хорошо, подожди чуть внизу, допишу и спущусь к тебе.

Василий спустился вниз, прошел мимо равнодушно смотревших на посетителей часовых и стал ждать. Ушаков спустился действительно скоро и торопливо спросил:

– Куда пойдем? Только недалеко, а то, если меня начальство хватится, греха не оберешься.

Они пошли к центру города по пустынной в ранний час улице, поскольку все служащие давно разошлись по своим ведомствам, а обыватели сидели пока по домам, а их кухарки, озабоченные покупкой провизии, отправились на рынки или в лавки, находящиеся вдали от центра.

Некоторое время оба шли молча, каждый думая о своем. Первым не выдержал Ушаков. Видя, что Василий оттягивает начало разговора, спросил:

– Говори, чего хотел-то? Кураев прислал или сам надумал?

– Надумал, – неопределенно ответил Мирович. – То, что я тебе скажу, Кураев знать не должен. Если не послушаешь и донесешь, свалю все на тебя. Мол, ты все и придумал. Так что подумай, прежде чем к нему бежать с доносом…

– А что стряслось? Ты какой-то сам не свой сегодня. О чем я могу донести Кураеву? Пока я ни слова разумного от тебя не слышал. Ты, случаем, не болен, а то весь бледнехонек, и руки дрожат, словно тебя лихоманка одолела.

Василию не хотелось объяснять причины своей нервозности, а тем более рассказывать о неудаче с прошением на имя императрицы. Потому он счел за лучшее промолчать, чтобы Аполлон не усмотрел связи между его недавно родившимся в голове планом и отказом из дворцовой канцелярии.

– Ну, слушай. Затем и вызвал тебя. Надо условиться заранее обо всем.

Ушаков как-то с опаской глянул на Мировича, поскольку таким решительным и сосредоточенным он его еще не видел. Беспечным? Да. Страдающим от безденежья – постоянно. Но вот таким, словно собравшимся идти на неприятеля, все для себя решившим и отступать ни при каком раскладе не станущим, нет. Поэтому он во время их разговора по большей части молчал и старался не перебивать Василия, пока тот излагал ему суть задуманного.

– Из последней нашей встречи с Кураевым я понял, что он хочет, чтоб мы с тобой вывезли из крепости одного арестанта и передали ему. Он в это время будет ждать нас в карете за городом. Пусть так. Но рано или поздно исчезновение арестанта, заключенного в крепость не под своим именем, раскроется, и с кого спросят? С нас. И как поступят? Отдадут под суд. Чего нам ждать от суда? Лучше не загадывать, но самое лучшее – заключение в крепость, а худшее – эшафот…

При этих словах Ушаков весь съежился и втянул голову в плечи, словно уже прямо сейчас кто-то собрался лишить его жизни.

– Но мы в таком случае можем отказаться? – заявил он так громко, что идущие мимо две тетки с узелками в руках вздрогнули и ускорили шаг.

– Можем, – согласился Мирович. – Тогда эшафота избежим, но… тебя привлекут за поддельные бумаги, а меня за другую вину, о чем, пока не знаю. Они найдут. Играть с ними по их правилам опасно для жизни – в любом случае проигрыш.

– Тогда что же делать? Бежать? Я готов. У меня есть некоторая сумма на такой случай, хватит на первое время. И тебе помогу, – скороговоркой выпалил Аполлон.

– Что толку, найдут. Еще и дезертирство нам припишут, только хуже себе сделаем. Даже если не найдут, то всю оставшуюся жизнь трястись, как мокрый заяц в кустах, и бояться каждого встречного. Нет, у меня есть иное предложение. Ты же в карты, как помню, меня учил играть. Помнишь, надеюсь, что значит ходить ва-банк? Вижу, помнишь. Так и нам надо поступать: или пан, или пропал. Зато играть будем по своим правилам.

– Чего-то я ничегошеньки не понял из того, что ты предлагаешь. Какие карты? Какой ва-банк? Против кого ты играть собрался? Против них? – Ушаков показал рукой в сторону Военной коллегии и отрицательно потряс головой. – Бес-по-лез-но!!! Их при любом раскладе переиграть у нас не получится.

– Ты меня еще не дослушал. Теперь расскажу о самом главном, все одно отступать некуда. Знаешь, кто тот арестант, кого Кураев хочет заполучить? Принц Иоанн Антонович. Ни больше ни меньше… – И он посмотрел на Ушакова, наслаждаясь произведенным впечатлением.

– Не может быть… – только и смог выговорить тот, широко раскрыв рот. – Зачем он ему? Что он задумал? И еще хочет вовлечь нас в такое дело? Да тогда точно эшафота не избежать. Ой, где я раньше был, как сразу не понял, кто он такой, этот Кураев. Он мне французского винца все подливал у себя в дому, хвалил за ловкость, обещал всяческую помощь и содействие. И сдержал слово: в столице оставил, обещал, что в гвардию переведут, а тут такое открывается… Да ты меня не обманываешь? Может, ты тоже чего-то недоговариваешь? Или вы с ним, с Кураевым, в сговоре и сейчас меня проверяете?

– А ты спроси у него, спроси, сразу все и поймешь, – с усмешкой ответил Мирович. – Нет, дорогой мой Аполлон, обманывать тебя у меня резонов нет никаких. Мне с Кураевым не по пути. Не хо-чу!!! Не хочу ничего общего с ним иметь. Теперь слушай мой план, и ты поймешь, что это никакая не проверка. А план мой таков. Мы сами освободим царевича и увезем его, а потом потребуем от императрицы, чтоб она уехала обратно к себе в Германию, а трон вернула законному наследнику. Ты наверняка слышал, что покойный император, муж Екатерины, умер не своей смертью, как о том прописано в манифесте, и весь Петербург о том знает, бурлит, масса недовольных. Нас поддержат смелые люди, Екатерина сбежит, а мы возведем Ивана на трон и будем его ближайшими людьми…