«Ясно, о каком наследстве он пишет – о нашем задуманном освобождении царевича Иоанна. И участвовать в нем он не сможет по не зависящим от него причинам», – понял Мирович.

Его бросило в пот от такого открытия. Получалось, Ушаков не просто устранялся от дела, а кто-то повлиял на него, угрожал. Вот чем объясняется его срочная поездка под Смоленск. И есть все основания думать, что обратно живым он вряд ли вернется.

«Кураев! – осенило Василия. – Больше некому. Видимо, Аполлон ему открылся, и тот запретил ему встречаться со мной. Получается, мы остаемся с ним один на один. Кто кого. Но за ним – сила, мне неизвестная, а кто за мной?»

«Твоя рота. Они с тобой, четыре десятка человек. Больше надеяться тебе не на кого», – услышал он чей-то голос, а может, сам произнес вслух эту фразу. Это не важно. Важно другое – отступать он не намерен, коль выдался случай проявить себя в деле. И тут ему вспомнились слова владыки Павла: «Это мы думаем, что все происходит случайно, а то воля Божья…» И он решился. Одному даже проще. Он справится…

4

Кураев объявился, как всегда, совершенно неожиданно. И приехал он в Шлиссельбург не один, а с компанией неизвестных Мировичу людей. Не задерживаясь в расположении полка, они сразу переправились на остров и находились в доме коменданта Бердникова, как сообщили о том Мировичу. Но Василий принял этот визит непосредственно на свой счет. Его вызвали после обеда к коменданту крепости, не сообщив причин. Пока его переправляли на остров, он перебирал в голове, зачем он мог понадобиться коменданту во внеслужебное время, но ответа не находил. А когда увидел прогуливающегося по берегу Кураева, то весь сжался и хотел было тут же кинуться в драку и заставить того сказать, куда делся Ушаков. Однако понял: такой поворот ни к чему доброму не приведет и он тем навредит только себе. Потому вышел из лодки с натянутой улыбкой и отрапортовал:

– Подпоручик Василий Мирович по вашему вызову прибыл!

– Да прекратите, подпоручик, я не ваш начальник. Тем более я вас лично не вызывал и права на то не имею. Просто расспросил коменданта о вашей персоне, и он весьма лестно отозвался на этот счет. Впрочем, был удивлен нашему знакомству, но я ответил, что долго рассказывать. Так что, прошу заметить, ни в чем вас не подвел. А потом комендант сам, повторюсь, сам распорядился вызвать именно вас к себе. Так что идите, а уж там рапортуйте или полонез танцуйте, ваше дело. Кстати, я не один прибыл…

– И с кем же? – встрепенулся Василий. – Привезли Ушакова?

– Конечно, ждите! От него привез лишь поклон. Аполлона по служебной надобности направили в Смоленск, и когда он вернется, сказать точно не могу.

– А может и не вернуться? – вкладывая всю горечь в эту фразу, спросил Василий.

– С чего вы взяли? Откуда такие сведения? Э-э-э… да вы, как погляжу, не совсем здоровы. Может, отложим все до вашего выздоровления? Время терпит…

– Нет, ничего откладывать не будем, я вполне здоров.

– Хорошо, – согласился Кураев. – Тогда все остается в силе. Насколько мне известно, через день, а это будет пятое число этого месяца, вы заступаете на пост?

– Верно, – кивнул головой Василий.

– Вот тогда-то и поступит приказ сопроводить указанного узника Григория в столицу. И в нем будет указано ваше имя. А дальше действуем, как договорились. Вам что-то непонятно? Нас ждут гости, говорите скорей…

– Где Аполлон?

– Аполлон – греческий бог или божество, не знаю, как точно. Где ему быть, как не на небесах? А если вы спрашиваете об Аполлоне Ушакове, то уже объяснил – он в отъезде. Поэтому мне самому пришлось тащиться сюда для встречи с вами. Вас что-то смущает? – добавил Кураев, видя, что Мирович явно недоволен его ответом.

– Да, смущает. И не просто смущает, а наводит на размышления: с чего это вдруг его отправили подальше из столицы, когда подошло время действовать? Усматриваю в том ваше вмешательство.

– Правильно усматриваете, – не стал вилять Кураев. – Он признался мне в вашем безумном плане, и я посоветовал ему держаться подальше от Шлиссельбурга и уехать на время из столицы, что он и сделал. У начальства всегда найдутся срочные дела, которые откладывать никак нельзя. Вот и отправили нашего Аполлона с деньгами в ставку князя Волконского. А пока суть да дело, он, может быть, и обратно вернется благополучно, и службу свою продолжит.

– Вот как… – Мирович просто не знал, что еще можно сказать. Кураев изложил все подробно и ни в чем не стал его укорять, а просто дал понять, что иного выхода нет, как подчиниться ему.

«Пусть будет по-твоему… Пока по-твоему… А там поглядим…» – подумал Василий про себя, а вслух сказал:

– Все понятно, идемте к гостям. Понятия не имею, зачем я понадобился нашему коменданту…

– Да ничего важного, насколько могу догадываться, – успокоил его Кураев. – Разве что покажете гостям нашим свободные камеры, вдруг да они поглянутся кому. Хорошо знать, что тебя всегда ждет крыша над головой и сытный стол. Причем, заметьте, совершенно без всякой оплаты! – И он как-то по-птичьи захихикал, отчего у Мировича сделалось гадко на душе. Он никогда ранее не слышал, как смеется Гаврила Андреевич. Это случилось впервые. И смех его Василию почему-то не понравился…

Когда вошли в дом коменданта Ивана Васильевича Бердника, состоящего в чине подполковника от инфантерии, там вовсю шла гулянка. Навстречу им со своих мест привстали трое незнакомых Мировичу мужчин. Кураев тут же представил их:

– Капитан Загряжский. Состоит на службе в Канцелярии от строений и ведает всеми роскошными садами в столице, с чем и прибыл сюда. Он желает на месте ознакомиться, нельзя ли для здешних арестантов создать что-то изящное, чтоб утихомирить буйный нрав некоторых из них. Так, капитан, докладываю? – спросил он с поклоном человека с пышными усами и бакенбардами.

– Все так, Гаврила Андреевич. Рад, что именно вас направили сопровождать нас в сей отдаленный городок. Пью за ваше здоровье, – поднял он свой бокал.

– А это его сослуживец. Подпоручик, князь, – особо выделил Кураев голосом титул черноволосого молодого офицера с орлиным профилем, – Чефаридзев. Прошу любить и жаловать. Он большой балагур и вызвался сопровождать нас по собственному желанию.

Князь ничего не сказал и лишь дружески кивнул Мировичу.

– Сенатский регистратор Бессонов, – продолжил Кураев. – Он послан сюда из канцелярии самого Никиты Ивановича Панина, – незаметно для других подмигнул Кураев Мировичу, – чтоб составить смету предстоящих расходов. А уж коль Никита Иванович берется за дело, то оно будет в скором времени непременно завершено. Как вы думаете, Иван Васильевич, – обратился он к коменданту Бердникову, – будет у вас вскоре сад не хуже, чем в Петергофе?

– Ага, с фонтанами и купальней для всех персон, – не переставая жевать, отозвался тот со своего места в центре стола. – Нам бы кандалов кто прислал добрых, а то старые в негодность пришли, на честном слове держатся, того и гляди рассыплются в прах. И двери на камерах поменять следует, сколь раз их перебивали, толкни хорошенько, и вон вывалятся. Узники у меня не простые, а отъявленные злодеи среди них имеются, головастые, с умом, не каждый с ними совладать может…