Поднявшись на помост, я произнес короткую речь о том, что наконец-то Вирата обретет законного правителя и мы все этому чрезвычайно рады. Потом под куполом храма повисла тишина. Присутствующие, сгибаясь в поклонах, расступались перед жрицей, неспешно шествующей к возвышению. Сила ее ощущалась издалека, волнами растекалась по залу, и, если кто-то еще ожидал подвоха и сомневался в предстоящем явлении богини, теперь скептиков не осталось. Это не могло быть человеком.

Она остановилась против выстроенных полукругом молодых людей, медленно обвела взглядом склоненные головы.

— Благословляю и вас, дети. Будьте достойны своей ноши и держите ее крепко, — тихо проговорила женщина. Медленно повела рукой в сторону, и символ власти кесаря, лежавший на белой с алым подушечке на специальном постаменте, воспарил и опустился в ее ладонь. — Подойди ко мне, девочка.

Тия на нетвердых ногах сделала несколько шагов, неотрывно глядя на богиню в человеческом обличье, замерла подле нее.

Я обвел взглядом зал — на лицах большинства присутствующих читалось удивление, недоумение, даже шок. Мало кто мог себе представить, что наследник окажется наследницей, и теперь присутствующие пребывали в растерянности. Если бы не богиня, наверняка послышались бы недовольные шепотки, но рядом с ней никто не смел выражать негодование.

— Ты достойная дочь достойного отца, — заговорила Идущая-с-Облаками, глядя только на будущую правительницу и кончиками пальцев обеих рук удерживая легкий венец, кажущийся тонким и хрупким. — Ты достойна Шипов-и-Пряжи, ты станешь великой. О тебе сложат песни.

Тонкие руки с венцом поднялись, и в этот момент где-то прямо над храмом ударил гром, да так сильно, что присутствующие вздрогнули. Только богиня и Тия, зачарованная и смятенная, остались неподвижны, будто эти двое сейчас находились где-то далеко от нас. На мгновение у меня появилось стойкое ощущение, что в это время они ведут между собой безмолвный диалог, неслышный всем остальным.

Венец опустился на чело. Казалось, он на мгновение ожил, зашевелился, устраиваясь поудобнее и шипами цепляясь за светлые волосы.

— Илла! — твердо проговорила богиня.

«Слава!»

— Илла! — прокатилось по залу — нетвердое, неуверенное.

Люди переглядывались, не зная, как реагировать: вроде бы богиня благословила, но… девчонка?

— Илла Тия! Айя! — неуверенное бормотание удалось перекрыть без труда. Уж на что я никогда не жаловался, так это на голос.

Полшага вперед, преклонить колено, склонить голову, ладонь прижать к сердцу.

«Айя!»

«Клянусь!»

Простое и самое древнее, самое нерушимое обещание: так присягали раньше, до появления сложных ритуалов, при первых кесарях. Не многословное обещание с массой уточнений и допущений, а клятва, вверяющая жизнь правителю полностью и без остатка.

Вопиющее нарушение порядка, все должно было проходить совсем не так, но это было похоже на озарение. Да скорее всего оно и было, не зря же богиня одарила меня ласковым взглядом…

Тие бы не присягнули. Не приняли девчонку на троне, засомневались, заспорили. Нельзя было позволить присутствующим опомниться, и рядом со мной, опускаясь на колено, ту же фразу повторил Даор Алый Хлыст, так и не сложивший с себя обязанности седьмого милора.

Преклонили колени дети кесаря, а за ними под тяжелым взглядом богини склонялись и остальные, и «айя», больше похожее на боевой клич, покатилось по залу. Из-за распахнутых дверей храма донесся пронзительный крик глашатая: «Кесарь принял венец! Илла Тия! Айя!»

Сообразительный парень.

«Илла Тия! Айя!» — гулом покатилось по городу. Люди подхватили, даже толком не понимая, что они кричат.

— Служите честно, — напутствовала богиня, и жрица вдруг кулем осела на пол, а Тия, сбросив оцепенение, заговорила:

— Клянусь быть справедливой и верной. Поднимитесь, дети мои.

Голос звучал твердо, и это был повод для гордости за нее. Трудно представить, что девочка чувствовала в этот момент. Она ведь умница, она все прекрасно видела и все понимала…

Традиционное обращение из уст юной девушки звучало странно, почти дико, но присутствующие не позволяли себе улыбок. Лица вообще в большинстве своем были довольно кислыми, но люди помалкивали: клятва принята богиней, поздно возмущаться.

Кто-то из детей кесаря поспешил к лежащей жрице, а я двинулся к Тие.

— Ваш народ ждет, госпожа, — низко поклонился, почтительно предлагая руку. Девушка бросила на меня больной, потерянный взгляд, но на предложенную ладонь оперлась, и мы двинулись к выходу. Люди почтительно расступались и, несмотря на недовольство, все-таки склоняли головы.

Несколько ступеней храма, подле которых стояла парадная, белая с алым, колесница. Кони били копытами, трясли переплетенными алыми лентами гривами, нервно всхрапывали, косясь на толпу.

Толпа замерла, увидев кесаря.

Толпа замолкла.

Над огромной площадью повисла душная, страшная тишина.

На Тию смотрели с растерянностью, даже с разочарованием, начались перешептывания, но их — слишком вовремя, чтобы это было случайностью — оборвал возглас «Илла Тия!», подхваченный еще парой голосов, а потом закричали и остальные.

Лошади дернулись, но конюхи были настороже. Я вскочил в колесницу, перехватил вожжи, удерживая пляшущих скакунов. Обернулся через плечо, раздумывая, как бы помочь Тие, но и без меня нашлись сообразительные люди. Один из конюхов опустился на четвереньки, чтобы девушка могла опереться о него, кто-то из стражей почтительно подал руку. Юная правительница замешкалась, не решаясь наступить человеку на спину, но парень, кажется, сам сказал ей что-то ободряющее: благосклонно-высокомерная маска на мгновение соскользнула, Тия улыбнулась мальчишке живо и искренне.

Эта колесница была заметно больше моей, здесь для пассажира имелось кресло на возвышении, в которое девушка и уселась. В это время, как будто специально подгадали, низкие тяжелые тучи наконец разразились проливным дождем, как-то вдруг — и разом, без предупреждения вроде череды редких крупных капель.

Пришлось на ходу перестраивать защитный купол, чтобы укрыть Тию. Мне-то не страшно, а вот насквозь мокрая правительница — это несолидно.

Все-таки вовремя со мной случилась эта огромная радость по имени Рина, прежде я бы, скорее всего, не справился. Впрочем, тогда бы справилась Тия, если бы вспомнила о такой мелочи, как защита от дождя: она же сама фира.

— Не забывай улыбаться и махать рукой, — весело подмигнул я пассажирке, стараясь хоть как-то ободрить. Тия выдавила кислую улыбку, но быстро взяла себя в руки и милостиво кивнула ожидающим ее приказа людям.

Взревели трубы, закричали глашатаи. Клич «Илла Тия!» больше не стихал, катился вперед по улицам, опережая колесницу и убегая от нее назад, к храму.