Света не считала себя жестоким человеком: грубым – да, черствым – разумеется, но не жестоким. Получать удовольствие от чьей-то боли или страданий в том чистом виде, вынуждающем только ради этого делать свою работу, у нее не было. Но сейчас, глядя на жесточайшую борьбу жизни и смерти, она не вмешивается – не от того, что надеется упростить себе жизнь при победе монстра над Альбертом, нет: ей искренне хочется видеть его мучения. В каком-то смысле это даже праведная месть, заслуженная и справедливая, и то, с каким трудом ему дается драка, всерьез поставившая навыки под вопрос, дарует Свете удовольствие, потому что он заслужил это.

Альберт победил. С трудом, но третьего и последнего по счету существа его руки лишили жизни без сомнений или сожаления. Обхватив его сзади, удерживая ногами корпус, Альберт свернул врагу шею молча и уверенно, полный концентрации. Он напоминал палача, выполняющего рутинную работу. Обойдя все помещение, Света смотрела на него, заняв место у входа, рядом с той дверью, откуда, как она могла судить, пришел сюда Альберт. Между ней и ним было метра три, а до вагонетки с ее места – где-то пятнадцать. Сидя, она оперлась руками в колени, слегка наклонившись вперед, смотрела на него спокойно, выжидая реакции на ее присутствие, которое, разумеется, Альберт не может не оставить без внимания. Немного неуклюже поднявшись с пола, прежде откинув труп монстра в сторону, он бегло оглянулся, явно проверяя безопасность окружения, и могло даже показаться, будто Света для него невидима. Но только стоило ему сесть на ближайшую скамью, чуть наискось от нее, как вполне уверенный взгляд сразу поймал ее.

– Уродцы напали из вагонетки. Стоило открыть двери, не прошло и минуты, как они ожили. Последний был лидером, они умели работать командой. Когда я вскрыл вагонетку, там были они – все вместе, словно в клубок сплелись. Видимо, это признаки коллективизма. Страшно даже представить, как так вышло.

Альберт говорил спокойно, словно рассказывал вполне обычную историю вполне хорошему другу, – но Света знала, насколько нельзя верить его дружелюбию, за которым он прячет прощупывание, без которого напасть или что-то предпринять в ее адрес будет опрометчиво и глупо. Однако получалось у него это плохо, а все потому, что Света сделала то, чего он никак не мог ожидать: она переиграла его еще до начала последнего раунда.

– Пробили костюм? – спокойно спросила она, практически подыгрывая наивным ноткам солидарности.

– Нет. Хотя пытались усердно. – Света кивнула головой. – Как сама?

– Терпимо. Костюм цел вроде как.

– Мне показалось, одна из мин взорвалась. Твоя работа?

– Моя. Хитро спрятал, почти смог меня отвлечь, признаю.

Они все время смотрели друг другу в глаза, явно понимая, к чему в итоге приведет этот диалог. Во всяком случае, если и были варианты, то крайне однозначные и не самые благоприятные для одного из них. Света была спокойна, даже слишком, чему успела несколько удивиться, ведь всю ее дорогу – почти всю ее дорогу – в глазах была лишь картина расправы, картина мести. Но, то ли из-за влияния ее дочери, то ли благодаря взятию ситуации под контроль, она не гневалась: даже больше, ей все это напоминало прощание, где хочется окончательно закрыть жизненно важные вопросы.

– Зачем ты убил его?

– Бесполезных лекарств не существует. Не трудно понять, как наличие человека с антителами вынудит всех наших ученых смотреть на инопланетную Жизнь под другим углом. Лекарство есть – так зачем уничтожать то, что можно контролировать? Да и тебе так было бы легче принять то, что я собираюсь сделать, потому что больше нет результата, весь этот ужас был зря.

– Это несправедливо… он не заслужил такого.

– А кто заслужил? Все эти тысячи, с чьими извращенными остатками нам приходилось тут сражаться? Нет никакой справедливости, Света. Ответь мне, почему ты так пытаешься защитить эту станцию?

– У меня нет приказа… – не сразу ответила Света, впервые уведя взгляд в сторону.

– Не надо, хотя бы из уважения ко мне не прикрывайся этим!

– Думаешь, я тебя уважаю?

– Думаю, да. Иначе уже либо убила бы, либо оставила умирать. Ты ведь не садистка, мучить не будешь, а если бы хотела слепой мести, то вряд ли бы разговаривала со мной сейчас.

Света молча смотрит на Альберта, видя все того же, хорошо знакомого человека, вроде бы вполне объективно мыслящего и ответственного, отчего легко и забыть, в чем состоит конфликт и почему она делает то, что делает.

– Я жду ответа.

– Ты прав, поначалу я так и думала… Приказ есть приказ, не мне его обсуждать, да и чем быстрее выполню, тем быстрее покину это гиблое место. Но теперь я думаю иначе. Ты убил его – а ведь он всего лишь хотел жить. Он ни в чем не был виноват, не представлял угрозы, спас меня не раз. Спас бы многих, очень многих.

– Вот почему у тебя нет права решать, а у меня есть: эмоции – ты не сможешь быть трезвой, если позволяешь сантиментам и прочей химии в твоей голове главенствовать над фактами. Именно из-за этого люди и приняли решение устроить здесь эксперимент, потому что одни боялись бессилия перед жизнью, а другие мечтали увидеть иной мир, который иноземная Жизнь способна им подарить. Ты вообще задумывалась, что будет через год, два, пять, десять лет с момента взятия Вектора под контроль? Сколько будет неправильно принятых решений, а сколько непредвиденных жертв? Не говоря о том, ради чего все это будет разбираться и изучаться. Ты готова довериться людям, в чьих руках будет Вектор и его содержимое?

– Может быть, я наконец-то научилась верить в то, что не все должно быть плохо? Если все время думать как ты, Альберт, то даже после уничтожения Вектора найдется что-то еще, какая-то новая угроза или… Да люди сами постоянно угрожают друг другу – нам с тобой отлично известно, насколько легко создаются конфликты. Как раз для того, чтобы был контроль, нужно изучить это и понять, как с этим справляться, как противостоять и спасти будущее человечества. Но не тем путем, какой выбрал Ос, нет. Ты забываешь: раз Вектор нашел образцы инопланетной Жизни, значит, они могут быть еще где-то в космосе, а значит, все может произойти и без этой станции. Так почему же нельзя стараться подготовиться к худшему из сценариев?

– Я тебе не верю! – не сразу сказал Альберт, словно и не слышал всех ее доводов и пояснений. Сложив руки на груди, он смотрел свысока. Это и открыло ей причину, по которой она вдруг так спокойна с самого начала этого разговора, как и не переживает по поводу дальнейших событий: Альберт – не тот человек, которым она его считала. Некогда казавшийся надежным и расчетливым, он открылся истинным надменным эгоистом, замечающим вокруг себя лишь то, что он хочет.

– Света, дело ведь в не том, что ты поверила в лучшее в людях. Все как раз наоборот: тебе стало плевать на людей, а значит, и плевать, чем обернется Вектор для всего человечества.

– Это неправда, – на автомате попыталась она отрицать, хотя прекрасно уже знает, насколько мимо его ушей пролетит это утверждение. И, совершенно честно принимая Альберта таким, она уже просто с интересом наблюдала, куда заведут его мысли.