На втором этаже в очередной раз грохнуло и с лестницы слетело тело с обгорелой дырой в груди.

— Прикрываю! — крикнул Митя, сиганув вслед за своим прожжённым насквозь противником.

Мы выскочили через вынесенную дверь во двор, там — никого, только со стороны арки послышался голос Унтера:

— Ушли!

Нет, я мог бы встать на след и начать преследование, ориентируясь на остаточные силовые возмущения, но как раз это мне запретили строго-настрого, так что лишь бросил Мите:

— Огонь потуши! И проконтролируй всех!

— Мой готов! С гарантией! — отозвался Жёлудь, шагнув в повалившие из дома густые клубы дыма.

— Всех, я сказал! — рявкнул я вдогонку и зашагал к Унтеру. — Наши как?

— Глеб пулю в ногу поймал, ничего серьёзного. Капитана — наповал.

— Ну хоть не генерала… — вздохнул я.

Честно говоря, в голове не укладывалось, что в такой вот пустяковой операции мог погибнуть опытный оператор, от которого требовалось лишь обозначить активность и в самое пекло не лезть. Ну вот как так-то? И этот человек ещё чему-то учил курсантов!

Я оглянулся на затянутый дымом пролом и передёрнул плечами.

Как-то это всё для меня слишком уж привычным и обычным стало. Нормальным.

Далеко приоритеты завели. Очень.

Часть вторая

Глава 5. Окончание

А вот к чему я так и не привык, так это к бумажной работе.

Отчёты, отписки, объяснительные!

Ну а как иначе? Ответственным за операцию назначили именно меня, а в ходе задержания диверсантов мало того, что боец спецгруппы ранение получил, так ещё и армейского капитана убили. Пришлось со всех сторон обкладываться бумажками, дабы не осталось лакун, в которые смогут просочиться оргвыводы. Ладно хоть ещё с подачи Городца Дичка и Дыбу оформили наблюдателями от штаба СЭЗ. Этот документ, а ещё акт о проведении инструктажа моё положение существенным образом облегчили, но не стоило забывать и о пяти ликвидированных диверсантах. Ликвидированных — это хорошо. Ни один живьём не взят — вот что плохо.

Так что бумажки, бумажки, бумажки…

К счастью, Клич отделался сквозным ранением мягких тканей, и меня прямо ночью отправили опросить его для прояснения картины случившегося.

— Да не зевнул я! Не зевнул! — начал горячиться Глеб, стоило только поинтересоваться обстоятельствами его ранения. — Как из окна палить начали, так я кинетический экран в ту сторону и сместил! Офицеры тоже отреагировали, меня сразу два щита прикрыло — собственный и генерала. И вдруг как молотком по ноге саданули! В толк не возьму, как такое получилось! Двойной щит даже винтовочной пуле вот так запросто не прошить!

Я законспектировал рассказ, собрал все необходимые подписи и, пожелав Глебу скорейшего восстановления, поехал на Якорную площадь.

За столом в приёмной Георгия Ивановича обнаружился Митя Жёлудь. При моём появлении он зевнул, мотнул головой и сказал:

— Располагайся! Велели ждать.

— Лейтенанта домой отпустили?

— Нет, в ресторан услали. Гастрономы-то закрыты.

Я озадаченно хмыкнул.

— С горя пьют или с радости?

— Да кто ж мне скажет? Там полковник Зубец и ещё пара чинов. Второй час что-то обсуждают.

— Тебя не дёргали?

— Пока нет, — качнул головой Митя, снял трубку задребезжавшего телефонного аппарата и сразу сказал: — Соединяю!

Оглядев приёмную, я немного поколебался, но стулу предпочёл куда как более удобный диванчик. Плюхнулся на него и заметил:

— Ну, поручение-то мы выполнили!

— Это смотря какое! — фыркнул Митя. — Официально нам полагалось диверсантов захватить, а не перебить! Ещё и генеральского порученца не уберегли!

— Главное, что у самого генерала ни царапины!

Распахнулась дверь, и в приёмную шагнул лейтенант Горбач; поставленные им у стола пакеты весело звякнули стеклом. Митя с готовностью перебрался ко мне на диван, а порученец Городца позвонил патрону, занёс в кабинет покупки и вышел обратно с двумя забитыми окурками пепельницами — опорожнил их в корзину для бумаг и вернул. Затем зазвонил телефон, потом пришёл майор — тот самый, что стоял у дверей квартиры четы Хариус, и его пригласили пройти в кабинет. Потом…

Да всё одно и то же — телефонные звонки и визиты посетителей. А вот нас с Митей не дёргали, только в половине второго ночи порученец Городца стребовал с меня отчёты и занёс их в кабинет.

Высокое начальство покинуло кабинет лишь в начале третьего. Георгий Иванович выглянул в приёмную и сказал:

— Горбач, Жёлудь — свободны. Линь — зайди.

Я этому требованию нисколько не удивился, чему поразился — так это пустым бутылкам из-под содовой, рядком составленным к стене. Городец оставил дверь в кабинет распахнутой настежь и потребовал у курившего рядом с окном Эдуарда Лаврентьевича:

— Выкладывай, что при Зубце говорить не стал! Я ж тебя как облупленного знаю: так и распирает всего!

Контрразведчик лишь ухмыльнулся в ответ.

— А сам ты о чём умолчал?

Эта парочка какое-то время мерилась взглядами, потом обратила внимание на меня.

— А что вы смотрите? — развёл я руками. — Мне скрывать нечего!

Георгий Иванович насмешливо фыркнул, допил содовую и выстроил рядком четыре гранёных стакана, а только присовокупил к ним бутылку коньяка, из приёмной донеслось:

— Товарищи, ау!

— Проходи, Альберт! — повысил голос Городец. — Только дверь прикрой!

Зашёл Альберт Павлович, оглядел всех и спросил:

— И на какой вы стадии?

— Петра заслушивать собрались, — пояснил Георгий Иванович, разливая по стаканам коньяк. — Ну так что, Пётр: разговорил Маленского в камере или впустую время потратил?

— Разговорил, — сказал я и сразу предупредил: — Только вам это не интересно будет.

— Излагай! — потребовал Городец, ещё и поторопил: — Не тяни, нам после заслушивания ещё к официальной части переходить.