Зараза! Меня ж тогда от любопытства на тыщу миллионов малюсеньких кусочков разорвёт!

К счастью, в одном из бумажных пакетов обнаружились виноград и персики, хоть какую-то закуску на стол выставили.

— Эд, не тяни! — потребовал Георгий Иванович, когда мы выпили.

Тот с самодовольным видом всех оглядел, потом запрокинул голову к потолку и вроде как начал цитировать протокол осмотра места преступления:

— При изучении тела Эльвиры Хариус с задействованием ультрафиолетового источника освещения на правом плече были обнаружены мазки крови, размером и формой совпадающие с отпечатками руки в перчатке — точнее, трёх пальцев. По предварительным выводам, их оставили при перемещении тела с пола на диван, однако на руках предполагаемого убийцы следов крови не обнаружено, как не были найдены в квартире и окровавленные перчатки.

— А сама себя она хватануть не могла? — предположил Альберт Павлович.

— Правой рукой — нет, а левая у неё тоже чистая.

На какое-то время в кабинете воцарилась тишина, затем Городец спросил:

— Что ещё дал осмотр?

Эдуард Лаврентьевич покачал головой.

— Ничего. Мы не нашли ни перчаток, ни следов уничтожения оных, хотя были осмотрены все квартиры, места общего пользования и придомовая территория.

Георгий Иванович кивнул.

— Посторонний проникнуть в дом и незаметно выбраться из него никак не мог — значит, действовал кто-то свой. Едва ли это был сам Гросс. Скорее кто-то из его подручных. Либо его насторожил мой интерес к сообщнице, либо задержание диверсантов.

— Нельзя исключать, что Эльвира и была Гроссом, а избавился от неё кто-то из подельников, — отметил Альберт Павлович, но это предположение убедительным никому не показалось.

— Она бы не связалась с тем, кого не могла контролировать! — заявил Городец. — И не подпустила бы к себе того, кому не доверяла. Чутьё у неё было — дай бог каждому!

— При всём абсурде ситуации, — вздохнул Эдуард Лаврентьевич, — не могу с этим мнением не согласиться.

Пьянка сама собой переросла в совещание и составление плана следственных мероприятий. Накидали предложений, но от поголовного опроса жильцов под спецпрепаратом пришлось отказаться, поскольку контингент там подобрался специфичней некуда: мало того, что головы секретной информацией набиты, так ещё и противопоказания у каждого второго. А никак иначе быстрого результата не добиться, в противном случае остаётся только связь между кем-то из жильцов и Гроссом выявлять. Реально, наверное, но быстрее иголку в стоге сена найти.

— А ты, Пётр, чего молчишь? — обратился вдруг ко мне Альберт Павлович.

Я взглянул на часы, потёр ладонями лицо и сказал:

— Надо устанавливать связи Эльвиры Хариус!

— Было! — вздохнул Эдуард Лаврентьевич. — Утонем мы в её связях! Утонем!

— Дайте-ка подумать… — Я помассировал виски. — Вот смотрите: мы для себя решили, что Эльвира была связана с Гроссом и её устранил кто-то вовлечённый в его разведсеть. Так?

— Ближе к делу! — поторопил меня Городец.

— Эльвира Хариус завербовала Маленского, когда тот ещё числился в учебном отделении комендатуры. Сто к одному, что она завербовала и Машу Медник, которая сейчас Короста. Поясняю…

Но эту мою бывшую сокурсницу Георгий Иванович забыть не успел и потому раздражённо махнул рукой.

— Как я тебе уже говорил, твоего приятеля и его жену включили в чёрный список по инициативе аналитического дивизиона…

Он вдруг осёкся, и я кивнул.

— Вот именно! И при этом включили под совершенно надуманным предлогом! Один с Зимником знаком был, другая с ним спала, какой ужас!

— Ближе к делу!

— Мария Короста запросила убежище в Латландии, так вы сказали? Всё сходится! Сама заочно арестована, ещё и мужа расстреляли, как в такой внедрённого разведчика заподозрить?

— Ты девицу к чему эту вообще приплёл? — нахмурился Эдуард Лаврентьевич.

— В учебном отделении ходил слух, что Машку охмурил кто-то важный. Точно не Зимник — он на тот момент в опале был. Вот скажите, кто перед комиссаром Хлобом за Маленского словечко замолвил? А ну как это Гросс был?

— Да Эльвира и упросила посодействовать ради пользы дела! — с досадой поморщился Городец.

— Но не она ведь ту барышню пользовала? — улыбнулся Альберт Павлович. — Или за ней и такое водилось?

— Не водилось, — признал Георгий Иванович. — Но не вижу, как нам это может помочь. Медник-Короста в Ридзине, её при всём желании не допросить.

— Запроси о содействии иностранный отдел.

— Ну если только так…

Ночевал я на диванчике в приёмной. Просто вышел из прокуренного кабинета глотнуть свежего воздуха, присел на минутку и сам не заметил, как задремал. Проснулся уже утром. Точнее — растолкал Городец.

— Собирайся! — поторопил он меня, застёгивая стоячий воротничок форменной рубашки. — В иностранном отделе ждут.

Костюм он заменил на мундир с полковничьими погонами, уже и побрился. Ну а я в своём мятом и пропахшем пороховой гарью комбинезоне выглядел далеко не самым лучшим образом, даром что успел заскочить в уборную, где напился, умылся и пригладил волосы влажной ладонью. Нельзя сказать, будто от меня так уж шарахались встречные, но коситься с нескрываемым удивлением — косились. Являться в таком вот виде на приём к замначальника ИНО РКВД мне откровенно не улыбалось, да только приказ есть приказ, ничего не попишешь.

Впрочем, при виде секретаря этого самого замначальника ИНО РКВД беспокоиться о внешнем виде я сразу бросил и озаботился своим внутренним, так сказать, содержимым, начав в срочном порядке упорядочивать потенциал, усиливать заземление и накручивать все типы экранов, которые к настоящему моменту только успел освоить.

Ладно хоть ещё Георгий Иванович велел ждать в приёмной, подарив время на подготовку и отчасти даже — надежду, что на сей раз в моём присутствии не возникнет нужды. Пустое! Минут через пятнадцать секретарь снял трубку коротко тренькнувшего телефонного аппарата, выслушал сообщение и указал на