– Я понимаю тебя. И хочу, чтобы ты тоже поняла мои чувства. Я просто настаиваю, чтобы ты немедленно вернулась домой.

– А я дома.

– Не будь смешной! Ты южанка не больше, чем я. Кэролайн, ты уже достигла определенного положения в музыкальном мире. И я не желаю, чтобы ты все бросила из-за этой нелепой ссоры с Луисом.

– Ссоры? Интересная интерпретация того, что произошло… Но я могу ответить только одно: я сожалею, что не могу исполнить твоего желания. И вообще – быть такой, какой ты хочешь меня видеть.

– Должна тебе сказать, что подобное упрямство – не слишком привлекательная черта в молодой женщине. Не сомневаюсь, что Луис тоже так думает, но он более терпим, чем я. Он ужасно о тебе беспокоится.

– Луис? Так, значит, ты ему позвонила?! Мама, ведь я же просила тебя не делать этого!

– Желания ребенка не всегда совпадают с его интересами, – безапелляционно заявила Джорджия. – В любом случае я должна была поговорить с ним о твоем сентябрьском концерте в Белом доме.

Кэролайн прижала руку к животу: ей показалось, что там опять завязывается тугой узел.

– Мама, я перестала быть ребенком с той самой минуты, как ты впервые вытолкнула меня на сцену. И я не нуждаюсь в заботах Луиса о моем концерте.

– Что ж, твоя неблагодарность меня почти не удивляет. А между тем Луис так много сделал для тебя… Но главное – мы с тобой обе прекрасно понимаем, что лучшей партии тебе не найти. Он ценит твой талант, у вас так много общего, наконец, он влиятельный человек…

– Мама, неужели тебе абсолютно безразлично, что я наткнулась на него, когда он в гримерной оседлал флейтистку?!

– Твои выражения так же грубы, как твое теперешнее окружение. Но ладно, в данном случае дело не в Луисе. Я настаиваю, чтобы ты немедленно вернулась: у нас всего несколько недель, чтобы как следует подготовиться к выступлению в Белом доме. И, уж конечно, ты совсем не думаешь о концертном платье. Мне придется выкраивать время для встречи с твоим портным.

Собравшись с духом, Кэролайн отчетливо произнесла:

– Тебе не надо ничего предпринимать. Я уже говорила с Фрэнсисом и окончательно определила свои планы. Я лечу в округ Колумбия, даю там концерт и сразу улетаю обратно. На следующий же день. А что касается моего костюма и вообще гардероба, то у меня есть все, что нужно, и даже намного больше.

– Ты в своем уме?! Ведь это один из самых важных моментов в твоей карьере! Я уже начала договариваться относительно интервью и фотосъемок…

– Значит, тебе придется все это отменить, – быстро сказала Кэролайн. – И уверяю тебя, что я здорова и чувствую себя прекрасно. А человек, напавший на меня, теперь мертв. Я это знаю достоверно, поскольку сама его убила.

– Кэролайн…

– Передавай папе привет. Спокойной ночи.

Она осторожно повесила трубку и, наверное, целую минуту бессмысленно смотрела на вазочки с растаявшим мороженым. Потом подхватила вазочки, пошла на кухню и выбросила мороженое в раковину.

Такер был уверен, что теперь все изменится. Ему казалось, что они с Кэролайн без слов сказали друг другу очень многое. Воздух в спальне был наполнен ее присутствием, и у него было такое чувство, словно нервы его – обнаженная проводка, которую вдруг сунули в воду, и она взрывается и искрит.

Хотелось закурить, но пачка сигарет в кармане рубашки промокла под дождем.

Когда он вошел в кухню, Кэролайн стояла у окна – почти так же, как в то утро после приезда Бернса. Только на этот раз она глядела в темноту.

Такер не хотел, чтобы она созерцала ее в одиночестве. Он подошел к ней сзади, положил руки на плечи и почувствовал легкий укол страха, когда от его прикосновения она словно одеревенела.

– Знаешь, обычно, когда у женщины портится настроение, я начинаю шутить и болтать и делаю все, чтобы опять уложить ее в постель. А если это не удается, то стараюсь поскорее убраться. Но с тобой эти испытанные средства, очевидно, не пройдут.

– Отчего же? Я не возражала бы сейчас услышать хорошую шутку.

Такер уткнулся лбом ей в волосы. Что же это такое? Неужели он не в состоянии придумать или вспомнить ничего забавного? Он мог сейчас думать только о том, что беспокоит и мучит ее.

– Поговори со мной, Кэролайн, расскажи мне все. Она нервно передернула плечами.

– Но мне нечего сказать.

Взглянув в окно, Такер увидел, как они двое отражаются в темном стекле. Кэролайн наверняка тоже видела это отражение, но знала ли она, как оно хрупко, как легко его можно уничтожить?

– Когда несколько минут назад ты сошла вниз, я все еще ощущал тебя, ты как будто лежала рядом – такая мягкая и доступная. А сейчас ты словно железная проволока, завязанная узлом, и мне это не нравится.

– Но к тебе это не имеет отношения.

Такер так стремительно развернул ее к себе, что она удивленно расширила глаза. В голосе его зазвучали скрытое раздражение и даже угроза.

– Ты желаешь использовать меня только для секса, а до остального мне и дела быть не должно? Если так, то говори прямо. Если то, что сейчас было между нами наверху, просто возня на жарких простынях, – так и скажи, и я ничего от тебя больше требовать не буду. Но знай, что для меня этого недостаточно. – Он легонько встряхнул ее, словно хотел разрушить вновь возникшую между ними преграду. – Проклятие, никогда еще у меня не было такого, как сейчас!

– Не дави на меня! – Сверкнув глазами, она уперлась руками ему в грудь. – Всю свою жизнь я терпела постоянное давление посторонних. И я больше так не могу. Я с этим покончила.

– Но со мной ты еще не покончила. И если думаешь, что можешь просто несколько раз трахнуться со мной, а потом выставить меня прочь, то ошибаешься. Я человек привязчивый. – И в доказательство своей правоты он поцеловал ее крепким собственническим поцелуем. – И лучше нам обоим начать к этому привыкать.

– Но я вовсе не собираюсь привыкать к чему-либо. Я могу согласиться, могу отказать или же… – Она внезапно замолчала и закрыла глаза. – Ну что же я с тобой-то ссорюсь? Ведь ты не виноват. – Глубоко вздохнув, она высвободилась из его рук. – Это не из-за тебя, Такер. Прости, я больше не буду кричать на тебя. Тем более что это ничему не поможет.

– Но я ничего не имею против, если ты немного и покричишь, – при условии, что тебе от этого полегчает.

Она улыбнулась и рассеянно потерла висок.

– Наверное, одна чудодейственная таблетка доктора Паламо – лучший выход из этого состояния.

– Нет, давай лучше попробуем что-нибудь другое. – Он схватил ее за руку и подвел к стулу. – Садись, а я налью нам по стаканчику того вина, которое недавно привез. А потом ты мне расскажешь, почему тебя так взбудоражил этот телефонный звонок.

– Взбудоражил? – Она закрыла глаза и откинулась на спинку стула. – Моя мать сказала бы иначе – «взволновал». Но мне больше нравится твое определение. – Она открыла глаза и постаралась снова улыбнуться ему. – Я действительно была несколько взбудоражена в последнее время… Мне позвонила моя мать.