— И что же?

— Там был мужчина, мистер Элбас.

У меня внутри все оборвалось. В животе образовалась холодная, всепоглощающая пустота — слишком большая для моего тела. «Посмотри на меня, Грета. Пожалуйста, посмотри на меня».

— Мужчина? Какой еще мужчина? — Теперь папин голос звучал встревоженно, в нем появились звенящие нотки.

Офицер Геллски рассказал все, как было. Они с напарником сидели в патрульной машине на стоянке у школы. Кто-то из жителей того квартала позвонил в полицейский участок и пожаловался на шум — такое бывает достаточно часто по вечерам в субботу. Но на этот раз звонивший сообщил, что слышал крики. Не просто обычный шум от вечеринки. В лесу кричала какая-то девочка. И офицер Геллски с напарником сели в машину и поехали проверять, что там и как. Они сидели в машине с выключенными фарами и наблюдали за лесом. Пытались понять, есть там кто-нибудь или нет.

— Потом мы вышли из машины. Хотели немножко пройтись по лесу, но тут ливанул дождь. Прямо как из ведра. Ну, мы и подумали: стоит ли мокнуть? Если там и была вечеринка, то теперь-то уж точно все разбегутся, раз так льет.

Мысли вихрем неслись у меня в голове, совершенно шальные и дикие мысли.

— Мы совсем собрались уезжать. Я уже завел двигатель, включил фары. — Офицер Геллски изобразил пантомимой, как он поворачивает ключ зажигания. — Дал задний ход. Мы стояли лицом к лесу, так что свет фар хорошо освещал деревья на опушке, и вот тут он и вышел.

— Ничего не понимаю, — пробормотал папа.

Молодой полицейский сделал шаг вперед.

— Человек, о котором идет речь, вышел из леса, держа на руках вашу дочь, мистер Элбас. — Он продемонстрировал, как это было, выставив перед собой согнутые руки, словно держал охапку дров или что-то типа того.

— Сказать по правде, сперва мы подумали, что он несет собаку. Мертвую собаку. — Геллски поднял руку. — Без обид.

— Но это было пальто, — сказал молодой полицейский.

Геллски продолжал говорить, а у меня перед глазами вставали картины. Я очень живо представляла себе, как это было. Тоби, похожий на долговязого Икабода Крейна, бежит по холодному мокрому лесу, прижимая к себе Грету, укутанную в промокшее пальто. Бежит со всех ног. Его благородное, доброе сердце бьется на пределе сил. Я видела это словно воочию. Как он старается сделать все правильно — ради меня, ради Финна, — как выходит из леса и спотыкается, ослепленный на миг светом фар, направленным прямо на него. Как он щурится, еще крепче прижав Грету к себе, и с них обоих ручьями течет вода.

— Мы усадили обоих в машину, на мужчину надели наручники. Мы не добились от них ни слова. Оба молчали как рыбы.

— Этот мужчина… — сказала мама, глядя куда-то в пространство между полицейскими и Гретой. — Грета, кто этот человек? О чем они говорят? Вечеринка же была у Ридсов, разве не так? Я не…

Папа пододвинул ей стул, и она села с потерянным видом. Я бочком прошла в кухню, достала стакан из посудного шкафа и налила в него воды.

Грета ничего не ответила, и мама опять повернулась к полицейским.

Я подошла к Грете, опустилась на колени и протянула ей стакан с водой. Я смотрела на нее снизу вверх, смотрела ей в лицо. Пока взрослые продолжали разговор, я смотрела на Грету не отрываясь, и ей все же пришлось посмотреть на меня. Наши взгляды встретились буквально на пару секунд, и в эти секунды все вокруг перестало существовать. Как будто мы с Гретой остались вдвоем, только я и она. Я прикоснулась к ее руке и попыталась мысленно передать ей все то, что не могла сказать вслух. Попыталась заставить ее понять, что это я все затеяла, я — и никто больше. А Тоби здесь ни при чем. И он ни в чем не виноват. Взглядом я умоляла сестру спасти Тоби. Ради этого я готова простить ей все. Все ее издевательства и насмешки. Я прощу все ради вот этой, всего одной вещи. Я все смотрела на нее и ждала хоть какого-то знака. Но ничего не увидела, вообще ничего. Я не такая, как Грета, — я не умею читать по лицам. Через пару секунд она отвернулась, поднесла к губам стакан и сделала долгий, неторопливый глоток.

— Его зовут Тобиас Олдшоу. Это вам что-нибудь говорит?

Мама с папой испуганно переглянулись, как будто им сообщили, что у них во дворе приземлилась летающая тарелка с марсианами.

— Тоби? — сказала мама.

— То есть вы знаете этого человека? — уточнил офицер Геллски.

— Ну…

— Есть еще кое-что, — сказал Геллски.

Что-то еще? Может быть, Тоби был пьян? Может, когда я ему позвонила, он что-то пил и ему пришлось сесть за руль нетрезвым?

Геллски запустил руку в нагрудный карман рубашки.

— Вот. Нашли у него в кармане. — Он бросил на стол маленькую синюю книжку, и все изумленно уставились на нее. Я тихо ойкнула и тут же закрыла ладонью рот. Мой паспорт. Лица родителей были настолько растерянными, что впору было испугаться, как бы они не остались такими уже навсегда. Мама взяла паспорт в руки и открыла его на странице с фотографией. Застыла, глядя на фотографию. Потом посмотрела на меня. Я отвела взгляд.

— Джун? Это же паспорт Джун. Вот теперь я начинаю бояться уже по-настоящему, — сказала мама, повернувшись к папе. — Не понимаю…

Зато я все понимала. Я понимала, как это выглядит со стороны. Тоби попался в ловушку, выбраться из которой ему будет очень непросто. Если никто ничего не скажет, все это можно представить так, будто он оказался здесь по собственной инициативе, как какой-то маньяк, с моим паспортом, с Гретой, которую он вынес из леса… и его арестуют. А дальше будет уже совсем плохо. Что с ним сделают? Посадят в тюрьму? Вышлют обратно в Англию? Но если я все расскажу… если они все узнают, что он встречался со мной… взрослый мужчина — с четырнадцатилетней девчонкой… Я даже не представляла, что тогда будет. С нами обоими.

— Грета, — сказала я тихо, почти неслышно за голосами взрослых.

Она медленно обернулась и посмотрела на меня через плечо. Сейчас она казалась гораздо старше своих шестнадцати лет, такая усталая и изможденная. Я не понимала, как ей вообще удается сидеть прямо.

— Пожалуйста, — прошептала я одними губами.

В разговоре взрослых звучали слова: похищение, СПИД и незаконный иммигрант, — но я смотрела только на Грету. Она медленно отвернулась, и… Ничего не произошло. Она просто сидела — все так же молча. Она мне не поможет. Она знает, что я тону, но не протянет мне руку. Она считает, что Тоби заслуживает наказания, и не будет его спасать. И я ничего не смогу сделать. Мне придется смотреть, как он погибает.

— Мама, — позвала я. Она меня не услышала, и пришлось повторить уже громче: — Мама.

— Джун, солнышко, не волнуйся. Все будет хорошо.

Я покачала головой.

— Нет. Мама, послушай…

И тут Грета встала. Запустила руку под юбку из пальмовых листьев, под которой была надета другая, обычная, юбка и вытащила из кармана резинку для волос. Собрала волосы в аккуратный пучок и закрепила его резинкой. Потом сделала глубокий вдох, медленно выдохнула и обвела взглядом кухню. Поочередно заглянула в глаза всем, кто там был, и произнесла четко и громко, как будто со сцены: