десятки километров раскинулся по карельской земле зеленый шумящий океан. Бронзовые колоннады сосен, величественные пирамиды столетних елей, хороводы белоствольных берез с редкими вкрапинами ольховника и осинника — царство птиц и зверей, цветов и ягод. Пришли люди, и в лесах закипела работа. Четко выстукивает свое мотор электростанции, посылает по проводам в глубь леса ток, взвизгивают электропилы, стуком перекликаются топоры сучкорубов. Зеленый цех работает под открытым небом круглый год: и в стужу, и в жару, и в вёдро, и в непогоду. «Стране нужен лес, наш долг — дать Родине как можно больше древесины», — говорят лесозаготовители Хирвилахти, и их слова не расходятся с делом. В лесных краях страны знают лесорубов Хирвилахти, прославились они своими трудовыми успехами, умением быстро подхватывать все новое, передовое…

Здесь же работали лесоводы. Рукавишников, Парфенов и Анастасия Васильевна наносили кистью цифры на семенные деревья. На светлой бронзе сосновой коры четко выделялась черная краска.

— Читали про нашего Михайлу Кузьмича? Трелевка деревьев с кронами. Тыща кубометров сверх плана. Ну, и башковитый мужик! — Рукавишников поставил на землю ведро с краской, вытащил из кармана куртки сложенный газетный лист. — Вот, в районной газете заметочка. Встретил я утром Михайлу возле конторы, поздравил, а он мне: «Это все мои молодцы. Работают, как часы. Чокеров не хватало, сами из старых тросов изготовили. Народ сообразительный».

На делянке лесоводы проверили: целы ли семенники. Меченые деревья возвышались над вырубленными участками. Валка леса шла вовсю. Земля ухала, стонала, звенела под зеленым водопадом спиленных деревьев.

— Вот она, куренковская гвардия, в боевом походе, — сказал Рукавишников. — С такими орлами горы свернешь.

На опушке работали Тойво и Иван. В нескольких метрах от вальщиков трудились сучкорубы Оксана, Хельви и другие девушки. Топоры их так и мелькают, поблескивая на солнце остриями, дождем летят на землю ветки. В перестук топоров вплетается стрекот электропил, врывается натужное рокотанье «котика», так ласково называют трактористы трелевочный трактор. Лесоводы подошли со своими ведрами и кистями, торопясь заклеймить семенники. Вальщики их не заметили, и лесники стали невольно тайными свидетелями любопытной сцены. Вальщики стояли перед сосной, тесно окруженной молодым племенем, сосенками. Иван было размахнулся топором, чтобы смахнуть молодняк богатырским ударом — в силе украинскому казаку мать-природа не отказала, но Тойво решительно придержал его за локоть.

— Стой! Не руби. Я и так…

— Як так? — пробасил удивленный детина. — Через такую чащобу с пилой?

— Я попробую, Ваня.

— Давай, — беззлобно протянул Иван, опуская топор. — Иди. Мне и лучше. Мозолей набью меньше.

Тойво сумел пробраться со своей пилой сквозь густые заросли хвойного молодняка: топор Ивана не понадобился, чтобы подготовить «рабочее место» для вальщика. Тойво приложил пилу к корабельной сосне, часто-часто застрекотала пильная цепь, из-под ее зубьев струей брызнули желтые опилки. Сосна зашаталась, хрустнули ее старые кости, вздрогнула земля под тяжестью ухнувшего на делянку дерева, тревожно колыхнулись верхушки хвойного молодняка, не тронутого пилой Тойво.

— Видали? — качнул головой Рукавишников в сторону вальщиков. — Молодая-то поросль, а?

К чему относились слова старого объездчика? К уцелевшим ли сосенкам или к этой рабочей молодежи, что стала понимать свою ответственность за судьбу леса — народного богатства, владельцами которого являются и они сами. Анастасии Васильевне вспомнились слова Столярова: «Хорошая у вас в Хирвилахти молодежь. С ней горы своротить можно».

— Ребятишечек бы этих на наш весенний сев, а?

— Да, Василь Васильевич, хорошо бы, — отозвалась Анастасия Васильевна, наблюдая за вальщиками. — Кованен говорил, что молодежь поселка выйдет на субботник. Он за молодежь ручается.

Лесоводы глядели на лес, на зеленые валы спиленных деревьев. Сколько древесины! Зеленое золото, живое богатство земли. Растить и множить его, чтобы оно никогда не иссякало…

Лесоводы устроились отдохнуть на толстой валежине, обросшей мхом. Сюда в обеденный перерыв к ним подошли Баженов, Кованен, Куренков и технорук. И, конечно, заговорили о лесе.

Куренков в своем неизменном комбинезоне с застежкой «молния» и карманами, набитыми папиросами, записными книжками, как всегда, с добродушной усмешкой и в хорошем расположении духа стал «задевать» лесоводов.

— Хорош лесок, а? — Куренков глядел на стену леса, что крепостью стояла за вырубкой, ожидая пилы. — Не трогай мы этот лесок, небось, возрадовались бы, — весело рассмеялся Куренков.

Анастасия Васильевна повела бровью:

— Мы лес бережем, чтобы вы его рубили. И новый выращиваем для вас. Рубить надо, и по старому лесу мы не плачем. Сами готовим его в рубку, а вот за будущий лес душа у нас болит. Хотелось бы, чтобы и ваша душа болела.

Любомиров незаметно подошел к валежине, стоял за спиной лесничей, слушал, спокойный, невозмутимый.

— Николай Алексеевич, подсаживайтесь к нам, — сказал Кованен и дал директору место на валежине. — Мы, вот, обсуждаем здесь общие наши дела.

Любомиров взглянул на лесничую и попросил у Баженова «огонька». Главный инженер дал ему прикурить от своей папиросы.

Все с минуту молчали, потом Анастасия Васильевна попросила у Парфенова план лесосырьевой базы леспромхоза. Парфенов достал из своей полевой сумки белый лист бумаги. Закрашенные на бумаге зеленым квадраты означали запасы леса, но их было меньше, чем белых.

— Вот смотрите, товарищи, — снова заговорила она. — На западе и на юге — озеро, на востоке — колхозные земли, на севере — лесные владения соседнего леспромхоза. — Анастасия Васильевна обвела хворостинкой на плане границы леспромхоза Хирвилахти, — Рубим мы шесть лет, запасов на корню осталось еще на пять лет. А дальше что?

— На север уедем, — сказал Баженов, взглянув на знакомый план. — Там такие лесные массивы, что тебе дальневосточная тайга.

— Правильно: на север. Леса там богатейшие, запасы огромнейшие, лесозаготовителям есть где развернуться, но через полсотни лет мы выйдем на берег моря.

— Так скоро? — спросил кто-то.

— Да, товарищи. Так скоро. — Анастасия Васильевна передала план Парфенову. — Народному хозяйству требуется древесина, мы ее дадим. Оплакивать рубку леса мы не собираемся. Мы вам обеспечиваем отвод, таксацию лесосек, мы стремимся увеличить выход деловой древесины в лесосечном фонде, мы своим трудом вливаемся в ваш труд, мы — едины, хотя и делимся на лесоводов и лесозаготовителей. И именно поэтому должны вместе бороться за новый лес. Через пятьдесят лет старого леса не будет, но новый лес за этот срок мы можем вырастить… За пятьдесят лет подрост станет почти взрослым лесом, а сеянцы — молодым лесом. Живой лес на пустырях и вырубках!.. Это же великое дело.

«Она как-то сразу хорошеет, когда говорит вот так о своем деле», — подумал Баженов.

Кованен смотрел на полосу леса, что шла за вырубкой, на ближайшую шеренгу задумчивых елей, что протягивали солнцу темные бархатистые ветви, на березовую рощу ослепительной белизны, на могучие семьи сосен,