Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анастасия Васильевна молча положила трубку на рычажок.
Собираясь обратно, она купила хлеба и консервов, и вскоре Буран трусил по прежней дороге. Ее появление на участке сотрудники встретили шумной радостью. Они голодали целый день: все продовольственные запасы были съедены.
— А мы уже порешили утречком пуститься на розыски, Васильевна. Чего только не передумали с дядей Сашей! — сказал Рукавишников и стал заботливо готовить постель Анастасии Васильевне из нарубленной хвои.
Ночью Анастасия Васильевна часто просыпалась. Лес, пронизанный призрачным светом белой ночи, казался неправдоподобным, сказочно-заколдованным. Мягкая красота ночи волновала, навевала светлую грусть.
Утром солнце медленно поднималось над озером. Темная вода светлела, золотилась. Лес огласился птичьим гомоном. Рукавишников разжигал костер, дядя Саша чистил картофель.
— Денек будет знатный. Не подвели бы летчики, — сказал Рукавишников, пристраивая котелок с водой к огню.
Анастасия Васильевна смотрела на восток. Семь часов. Скоро прилетит самолет, чтобы приземлиться на лесной площадке. Рукавишников первый уловил отдаленный рокот мотора, первый различил в голубизне неба движущуюся точку.
— Летит! Летит! Вон — левее тучки. А может, пожарный?
Самолет приближался. Над озером он пролетел низко, покачал крыльями и взмыл ввысь.
На участок приехала Зарницкая, как всегда, живая, смеющаяся.
— Прилетели наши мучители. Видели самолет? Мелехова на площадке. Она даст команду. Первый вылет в девять. Готовьтесь.
— Мы, барышня милая, третьи сутки на взводе, — сказал дядя Саша, вынимая из мешка сигнальные флажки.
Ровно в девять над участком появился самолет. Обрадованный дядя Саша замахал флагом над головой.
— Опустите! — закричала Зарницкая, подбегая к леснику. — Забыли инструкцию? Ваш сигнал означает: «Работу не начинать. Подождать в воздухе».
Дядя Саша растерянно бросил флажок на землю. Самолет пошел на снижение, сделал над участком разворот. Анастасия Васильевна взяла флаг и, держа за древко двумя руками, подняла над головой. «Летать выше!» — принял сигнал летчик и плавно повел машину вверх.
На лесную землю упал золотой дождь сосновых семян.
Рокотанье мотора самолета над хирвилахтинскими лесами казалось лесоводам музыкой. Анастасия Васильевна вспомнила Ленинград, профессора Коронатова: «Авиация придет вам на помощь». Пока прилетел один самолет, на один день, чтобы провести опытный сев. Опытный… Это означает: будет засеяно маленькое лесное поле. Это только начало. Но оно вселяло надежду в сердца лесников. Настанет время, когда над лесными просторами не только Карелии, но и Дальнего Востока, Сибири, Урала — всюду, где прошла пила лесоруба, полетят сотни самолетов, чтобы посеять новый лес на вырубках.
Весна — пора сева хлеба. Человеческий разум не может допустить, чтобы люди хотя бы одну весну не посеяли хлеб. Весна — пора сева лесов на вырубках. Люди должны серьезно задуматься над судьбой леса и не упускать ни одной весны.
Весной вся страна следит за сводками сева хлеба во всех уголках родины. Придет ли время, когда в газетах появятся такие сводки о лесах: «Лесоводы Сибири закончили весенний сев лиственницы на площади миллион гектаров». «Аэросев хвойных в Карелии проходит успешно». «На Дальнем Востоке плохо готовятся к весеннему севу пихты. Нужно мобилизовать все усилия»… и так далее?
— А на самом деле, Настасья Васильевна, придет ли такое время? — спросил Рукавишников, когда самолет улетел на площадку для заправки. — Слушал я тебя и думал: наш народ все может, только взяться с охотой — горы свернет.
Дядя Саша снял с огня котелок, налил три кружки чаю:
— Пейте, други, чаек.
46
Куренков водил Анастасию Васильевну и Парфенова по свежей вырубке. Придраться лесоводам было не к чему: хвойный тонкомер и лиственные спилены, порубочные остатки и валежник сожжены.
— Принимаете, начальники, вырубку, а? Стеклышко!
— Ничего. Нас устраивает, — ответила мастеру Анастасия Васильевна.
Губы Куренкова скривились в хитроватой усмешке:
— По совести признаться, надоело нам и штраф платить, и ваши нарекания слушать. Порешили мы: убрать вырубки и не связываться с вашим братом.
— Золотые слова! — рассмеялась Анастасия Васильевна. — Давно бы так. А почему березу оставили?
На вырубке одиноко стояла береза, покрытая нежнозеленым пухом. Безлистые ветви свесились на ярко белеющий ствол.
— Ребятки мои оставили. Березовый сок пили, — объяснил Куренков.
Из надрубленной топором березы в берестяное корытце медленно стекали капли целительной влаги. В корытце лежал крохотный ковш из бересты. Анастасия Васильевна напилась освежающей соковицы.
Колокол оповестил конец работы. На соседней делянке трактор потянул последнюю пачку хлыстов. Второй трактор чернел на эстакаде. Тонкий свисток мотовоза прорезал воздух, и множество свистков ответили ему из далеких лесных тайников.
— Сергей привез «якори», — сказала Анастасия Васильевна, взглянув на мотовоз, потом на Куренкова.
Мастер понимающе кивнул головой.
— Не беспокойся, Настасья Васильевна, наши не подведут.
Дело в том, что только рабочие мастерского участка Куренкова обещали помочь в севе. «Дружки-мастера» наотрез отказались. «Мы ничего не обещали. Нас свой график поджимает. Рабочие к концу смены устают, до лесоводов им? Тракторы мы бережем. А вдруг поломка? Лесникам поможешь, а себя закопаешь?»
Куренков разругался с ними, но «дружки» остались непреклонными. Анастасия Васильевна попробовала прибегнуть к помощи Любомирова. Он очень вежливо, очень внимательно выслушал ее и развел руками: «Дело добровольное. Он не может влиять, принуждать. И разъяснять он тоже не намерен: лесорубы не пионеры, чтобы проводить с ними беседу на тему о долге перед обществом».
У эстакады Петя Захаров и Виктор Пеллинен заправляли тракторы газочуркой.
— Ну, ребятишечки, двигайте за «якорями», — Куренков ласково похлопал трактористов по плечам.
Наблюдая за Петей и Виктором, которые прицепляли к тракторам покровосдиратели, Парфенов заметил без всякой усмешки:
— Исторический момент. Первые представители техники в лесном хозяйство Карелии. Первые и единственные.
— Первые, но не единственные, — возразила Анастасия Васильевна. — Зайцев говорил, что управление давало наказ Онежскому заводу на несколько штук. Может, в Кеми или Паданах, в Ухте или Олонце уже «пашут якорями».
Куренков с любопытством осмотрел незатейливое орудие рыхления почвы.
— Немудреная штука. Такой, извиняюсь, техникой завалить все наши лесничества ничего не стоит. Скуповато ваше министерство, скуповато.
— Для первого раза и на том спасибо, — усмехнулась Анастасия Васильевна, вспоминая, сколько труда стоило добыть эти два стальных цветка.
С волнением она пошла за трактором. Лапы «якоря» сдирали мох, вонзались в твердую лесную землю, лязгали. «Якорь» легко перекатывался через пни и старательно делал свое дело.
— Ничего. Сойдет, — снисходительно бросил Куренков.
Анастасия Васильевна объяснила ему, что «якорь» за восемь часов вспашет столько же, сколько сделают вручную две сотни рабочих с мотыгой.
Куренков сделал свой вывод:
— Дать бы вам, лесоводам, стоящую технику! Подбросили бы вам хотя бы пару тракторов. Мои «рябчики» много не вспашут. Пять дней по два часа на двух машинах. Эх, кабы весь леспромхоз