* * *

— Значит, Каменный родник вы нашли, но воды в нём не было? — сурово вопросила Галина Авдеевна, словно мы оказались повинны в этом природном казусе.

— Ой, лишенько, да как же так! — всплеснула руками Лукерья Авдеевна. — У нас на посёлке все молодые бабы бегают в Каменном ключе искупаться, чтобы деток много народилось. Неужели совсем воды нет?

После лесной прогулки мы вернулись домой уставшими, но довольными. В моей голове всё ещё прокручивался разговор со старушкой, поэтому к отсутствию воды в роднике я отнеслась совершенно безразлично.

— Ни капли, — подтвердил Марк, — скала ещё влажная, и под камнем есть немного воды в выемке, а сам разлом полностью сухой. — Он улыбнулся краешком губ. — Придётся нам с женой ещё раз приехать, чтоб полюбоваться на местную достопримечательность, а с детками, надеюсь, разберёмся подручными средствами.

Как же я любила его улыбку, нежную, чуть ироничную, и когда он называл меня женой, сердце в груди сбивалось с ритма.

Лукерья Авдеевна посмотрела на Галину Авдеевну, та пожала плечами.

— Ничего удивительного, что источник опять ушёл, — она вздохнула, — помнишь, Луша, в последний раз вода исчезла, когда началась коллективизация, а перед самой войной ключ снова забил.

— Помню, как не помнить. Тётка Дарья тогда блажила, что не к добру, мол, потому что вода пошла с красниной, будто кровь.

— Не с красниной, а с примесью красной глины. — Галина Авдеевна возвела глаза к потолку. — И что только суеверные кликуши не наговорят! В последнее время толки пошли, что родник помогает здоровых детей родить, так считай все поселковые невесты там побывали, даже комсомолки!

— Можно подумать, что комсомолки детей не хотят, — проворчала Лукерья Авдеевна. — Они что, из другого теста слеплены? Хоть комсомолка, хоть парторг или министр, а всё одно бабы! — Она достала из печи сковороду с жареными карасями и поставила посредине стола: — Поешьте, гостьюшки, перед дорогой. Путь до Ленинграда не близкий, успеете проголодаться.

Ни до, ни после я не ела ничего вкуснее той простой речной рыбы с тонкой хрустящей корочкой, впитавшей в себя жар русской печки.

Наша память похожа на ожерелье с нанизанными на нить жизни запахами, вкусами, болезнями, радостями и страхами, где тёмные и кривые бусины несчастий перемежаются с драгоценными камушками радости, которые хочется перебирать бесконечно.

На прощание мы расцеловались с радушными хозяйками.

Всю дорогу до Ленинграда я продремала на плече у Марка, думая о том, что правильно мы съездили на розыски отца, потому что только правда даёт нам шанс понять, простить и идти дальше, не маскируя действительность за стеной лжи.

Следующей весной у нас с Марком родилась Маша, а когда на свет появилась третья дочь, мы получили просторную квартиру, где по паркету плясали солнечные лучи из большого окна, а неподалёку синела гладь широкой реки Ижоры. Через порог Марк перенёс меня на руках, и я вспомнила, как десять лет назад, несчастная и зарёванная, сидела на подоконнике ленинградской квартиры, думая, что Бог бросил меня на произвол судьбы.

Вместе с нашими детьми росло и хорошело родное Колпино. На островке Чухонка вместо деревни раскинулся чудесный парк с удобным пляжем. Принял пациентов новенький больничный городок, где Марк стал заведующим хирургическим отделением. Бараки и избёнки послевоенной поры уступили место современному жилью со всеми удобствами. Каждый раз, когда я прохожу мимо Дома культуры, вспоминаю груду чёрных развалин и хрупкую женщину в огромных валенках, которая мечтала танцевать на этой сцене. Однажды осенью я привела к ней в балетную студию среднюю дочку. Желающих девочек набралось много, весёлой стайкой они вертелись, хихикали, пытались по-балетному тянуть носочек, а старая балерина смотрела на них и улыбалась счастливой улыбкой учителя, чья мечта воплощается в учениках.

В Колпино наши дочери вышли замуж и подарили восемь внуков! Восемь! Когда я думаю о них, сердце готово петь от радости, и я молюсь, чтобы их судьбы сложились пусть трудно, но достойно и честно, и главное, чтобы они не принимали сиюминутные беды за жизненный крах, потому что несчастья частенько бывают ключиком, отворяющим двери к настоящему, а не выдуманному счастью.

Кинотеатр «Заря» на проспекте Ленина снова стал церковью Вознесения Господня, и мы всей семьёй крестили там своего первого правнука.

— Ты понимаешь, ведь это не просто так, — шепнул мне Марк, перед тем как мы переступили порог церкви, — в последний день перед её закрытием тут крестили меня, а в первую неделю после открытия мы крестим правнука!

Во время крещения Марк взял меня за руку. Я смотрела на наскоро оштукатуренные стены, ещё не покрытые росписями, на щербатый пол, помнивший шаги родителей Марка, и в моих мыслях всплыли непреходящие слова о вечности бытия: Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои[9].

Моя подруга Раечка стала геологом и осталась жить на Алтае. Её муж и сыновья тоже геологи, а внук учится в военном училище и планирует в будущем стать генералом.

Мы с Раей часто пишем друг другу письма, а недавно она попросила меня съездить на Новодевичье кладбище и прислать фотографию памятника Христа с могилы генеральши Вершининой. Наверное, кладбища имеют свойство запечатывать время в своих склепах, приостанавливая его бег. Кружа в воздухе, крупные хлопья снега мягко ложились под ноги, устилая дорожки белым пухом. На белом полотне снега тёмные стены склепов казались воротами в тайну за семью печатями. Печальный безголовый ангел склонил мраморное колено, оплакивая участь мёртвых.

К могиле Вершининой пролегала натоптанная дорожка, по которой навстречу шли две женщины. Несколько десятилетий назад у подножия памятника так же горели свечи и лежала охапка ярких бумажных цветов, и бронзовый Иисус под гранитным крестом всё так же спокойно стоял, опустив взор долу.

Тишина кружила над кладбищем, подобно метели, наполняя душу покоем и воспоминаниями. Я положила на холодный гранит букет алых гвоздик. Я не знала, где могилы мамы и бабушки, поэтому сказала им отсюда, уверенная, что они расслышат:

— Мама, бабуся, я помню о вас и верю, что вы сейчас видите меня. И знайте, что отца я простила и не жалею ни о чём.

Слёзы непрошено потекли по щекам. Я их не вытирала, чувствуя незримое присутствие моих дорогих людей. Хотя мне больше семидесяти лет и я давно старше мамы с бабусей, я навсегда осталась для них ребёнком, которого надо учить и оберегать.

Память воскресила запах бабусиных духов и её слова, сказанные мне на выпускном балу