Но он меня, всё-таки, услышал.

– Это исключено, и я тебе уже говорил, почему.

К горлу подкатил ком. Мне вдруг стало невероятно обидно и больно. А ещё… К этим чувствам примешалась радость. Было стыдно и страшно это признавать. Но я привязалась к нашей чудной компашке. И вновь чувствовать одиночество не хотелось.

Следом в памяти вспыхнуло отцовское письмо.

– Гарьер, – позвала я. – Мне надо тебе кое-что рассказать.

Он поднял на меня свой пронзительный взгляд и улыбнулся.

– Можешь ещё пару часов поспать. Сейчас только без пяти минут три.

– Я не хочу спать. У меня есть должок за спасение. Не люблю быть в долгу.

Детектив, казалось, совсем меня не слышал. Он поднял глаза на колбу в капельнице и поднялся.

– Как вовремя ты проснулась. Боялся тебя разбудить, когда буду убирать эту штуку. Феликс показал, как это сделать.

Он взял с пола бутылочку, от которой разило спиртом за километр, достал из пакетика ватный диск и, смочив, взялся второй ладонью за мою руку.

– Вот так, – тихо приговаривал он, вынимая иглу из моей вены, – согни руку, чтобы кровь не текла.

Я послушалась.

– О каком долге ты вообще говоришь? – усмехнулся Филипп, вновь сев рядом. – Считай, что мы в расчёте.

Я тяжело выдохнула и поджала губы. По какой-то невероятной причине мне отчаянно захотелось плакать. Нельзя… Хватит уже рыдать в присутствии Гарьера.

Но подкативший ком был сильнее меня.

Я прикусила губу и отвернулась, уткнувшись носом в подушку и свернувшись калачиком.

Тёплая мужская рука коснулась моего плеча и легонько сжала.

– Прости, Филипп… – вдруг прошептала я, сама от себя не ожидая.

Извинения?.. Гарьеру?..

Послышался смешок.

– Надо же… Думал, уже никогда этого от тебя не услышу.

Я повернулась и, смахнув слёзы, демонстративно нахмурилась:

– Нет, чтобы сказать спасибо. Или, что зла на меня не держишь.

– Речь не об извинениях.

– А о чём?

– Ты впервые назвала меня по имени.

Я обернулась и поймала на себе пронзительны взгляд. Филипп улыбался, а в его глазах было кое-что… Что мне совсем не нравилось.

Точно также он глядел сегодня, когда я обрабатывала ему рану на носу. В животе зашевелились давно забытые эмоции, которые я отчаянно старалась прогонять.

Мне не хотелось вновь это чувствовать. Но этот взгляд на разбитом лице… Тёплая ладонь, сжимающая плечо.

В воздухе повисло напряжение. Странная, жутко некомфортная тишина. По коже побежали мурашки.

– Ладно, хватит сантиментов, – буркнула я, стараясь разрушить неловкую атмосферу.

– Да, ты права, – кивнул Гарьер, – будешь чай?

– Буду.

Он поднялся и направился в другой угол. Я проводила его взглядом и прикусила губу. Чёрт… Как же с ним… Некомфортно. Было бы гораздо лучше, если бы Филипп, как и Ида, вёл себя холодно и отстранённо. Но он мило улыбался и смотрел так, как когда-то смотрел Хрисан.

При воспоминании о старой любви, сдавило сердце. Не так, как раньше. Болезненная правда схватила кулаком внутренности и стала их изо всех сил сжимать. Мне всё ещё сложно было в это поверить. Однако, теперь на руках были неопровержимые доказательства.

Я поднялась и села на диван. Филипп уже разливал чай по чашкам.

– Как твоё лицо? Болит?..

– Жить буду, – ухмыльнулся он. – Надо же… Ты ещё и заботу проявлять умеешь.

– Прекрати считать меня злобной стервой, – прошипела я, но Гарьер лишь хохотнул.

Он взял кружки и сел рядом, протянув мне чай.

– Ну вот, опять считаешь меня ублюдком. Вообще-то, ты мне совсем не кажешься стервой. Ты умеешь постоять за себя. Сильна духом. Столько всего пережила и не сломалась… Просто тебе не повезло.

Я нервно сглотнула и опустила взгляд на чай. Его слова, казалось, коснулись самого сердца. И мне вновь не понравилось чувствовать это.

– Интересное у тебя понимание о «не сломалась» … Я торговала оружием, обманывала людей и принимала наркотики… Трудно найти более поломанную жизнь, чем мою.

Но Филипп вдруг подвинулся ближе, как будто даже не слышал. Я испуганно подняла на него глаза. Между нами осталось каких-то сантиметров двадцать. Судорожный вздох сорвался с моих губ. Из-за синяков на его лице было сложно понять, что он чувствовал. Но в бездонных голубых глазах появилась та дикость и готовность нырять в омут с головой, которую я впервые заметила, лёжа на больничной койке, в нашу первую встречу.

– Юнона… – выдохнул Филипп и потянулся ко мне.

Я не знала, что делать. Хотелось провалиться сквозь землю или сбежать. Это было неправильно. Но…

Его тёплые губы коснулись моих, и я зажмурилась, инстинктивно ответив на поцелуй. Филипп действовал аккуратно, словно проверял мою реакцию. Но внутри меня начал разгораться давно забытый огонь. Я на секунду отстранилась и ещё раз внимательно на него посмотрела. А затем поставила чашку на пол и решила, что в этой жизни мне больше терять нечего.

Подумаешь, поцелуй с человеком, которому приказали меня убить. Подумаешь, он старше и женат. Кому какая разница?..

Правда в том, что мне тоже хотелось его поцеловать.

Видимо, поняв моё согласие, Филипп тоже поставил кружку и, нежно взяв меня за подбородок, потянул к себе.

Я поддалась. В этот раз поцелуй был совсем не робким. И, надо признать, целовался Гарьер просто замечательно. Это не было похоже на бездушную близость с Геком в пьяном угаре. Внизу живота что-то зашевелились.

– Ползающие жуки?.. – усмехнулся в подсознании Хрисан.

Я резко отпрянула, коснувшись ладонью губ. Сердце стучало по рёбрам, словно сумасшедшее.

– Прости, мы не должны… – вырвалось у меня.

Филипп улыбнулся и опустил взгляд.

– Это ты прости. Не знаю, что на меня нашло.

Я слушала своё сумасшедшее сердцебиение и смотрела на детектива, который заметно погрустнел. Чёрт бы побрал этого Хрисана…

– Филипп… – снова позвала я по имени. – Со мной… Всё очень сложно.

– Я понимаю. Поэтому ничего не требую. Ты ведь всё ещё любишь того мёртвого парня, верно?..

Его слова заставили внутренности сжаться в тугой узел.

Люблю ли я того, кто лгал мне?.. Будь он здесь, дала бы я Гарьеру себя поцеловать?..

– Нет, – неожиданно сорвалась ложь с моих губ, – я его больше не люблю. Но мне надо время… И да… Я прочитала отцовское письмо. Ты забрал мой рюкзак?