— Теперь повернись, — сказал Демон. — Без резких движений. Так. Три шага назад. Медленно, чувак. Ещё шаг. А теперь плавно упади на брюхо, положи руки на затылок и замри, как манекен. Как манекен, это значит без движенья, без звука, без шумного вздоха, понял? Глазами хлопать разрешаю. Я сейчас буду кое-куда звонить, выяснять, надо ли тебя кончать сразу. Так вот, не вздумай проявлять героизм. За него тебя не наградят даже посмертно.

Демон, не отводя от меня ружейного дула и чутко следя, чтобы я не нарушал строгих требований, касающихся поведения манекена, набрал на огромном телефонном комбайне номер. Сказал в трубку:

— Кобру дайте… Кобра? Да, я… Прикинь, Капрал вылез… Да, видимо, всех замочил. Ножик у него Шайтана, а пушка Гойдина… Порвал, ага… Кровяка на запястьях, как же… шкура, понятно, лопнула… Предупреждала она!… Да ты хоть знаешь, на какое разрывное усилие цепь рассчитана? Там бульдозер забуксовал бы! Ладно, ладно. Так что мне с ним делать? Точно? Ну, давайте, подожду. А знаешь, как шлёпнуть охота?… Так же почти, как тебе вставить… ха-ха-ха!… Ладно, сказал же, дождусь. Отбой.

Он встал, скрипнув стулом. Поймал мой взгляд, вскинул ружьё к плечу, словно целясь, сказал: "Бах!". Осклабился, показав щербину. Спросил:

— Куришь, боец?

Я не ответил. Демон свободной рукой достал сигареты, зажигалку, со вкусом закурил.

— Ты там всех положил, да? — Он ткнул сигаретой в сторону подвала.

— А ты не видел? — отозвался я. — У тебя ж мониторы.

— В подвале камер нету. Гойда ставить не велел. Дурак ты, если его убил. У него голова, как у Эйнштейна. Жалко, на науке зациклился, дедок. "Психология масс, — передразнил он нарочито писклявым голосом. — Поле эмоций. Визуализация, материализация…" Херня. Дьяволу по борозде, массы — не массы, психология — хренология. Кровь, покорность и ужас, а больше ему от людей ничего не нужно. Абзац, понял! Сейчас сюда «Игвы» приедут, и мы дело с тобой до конца доведём. Только теперь уже по-другому. Обряды, заклинания — всё путем. Двенадцать девственниц распнём. — Он глубоко, нервно затянулся. Потом вскинулся и неожиданно заявил: — А по большому счёту разобраться, так и это тоже херня — те же "лейденские банки". Антураж. Побрякушки дикарские. Не ему они нужны, а нам, чтобы думать, будто он без нас не обошёлся бы. Обошёлся бы. Легко. Он и так придёт, понял! — потому что срок наступил. Опасаюсь я только, что в первую очередь он нами же пожертвует. По нашим трупам кверху ломанётся… Я бы так и сделал на его месте. Популярность у народишка приобрести. Чем ещё, кроме наказания злодеев, так ведь?… Да и пускай. Мать ети! Пускай, я готов. За Россию погибнуть не жалко. Себя не жалко, понял!… а уж других тем более. Тебя. Так что, чувак, никуда ты не денешься, тело своё ему предоставишь… Тогда уж я буду перед тобой на пузе ползать…

"Далось им всем мое тело, — подумал я. — Помешались на нём".

— Веришь, — сказал Демон после продолжительного молчания, докурив сигарету до самого фильтра, — а я немного боюсь того момента, когда Сатана появится. Именно когда только-только появится. Самых первых мгновений боюсь. Я ведь видал одержимого бесом. В натуре, видал. А может, и не одержимого даже, а самого беса. В твоей долбаной Петуховке, между прочим. Думаешь, зря тебя избрали? Как бы не так. Ты там родился и жил, а это важно. Там у вас врата есть, в ад. И все местные уроженцы несут в себе частицу этих врат. Каждый — как потенциальная замочная скважина. Так Кобра говорит. А у неё нюх на это дело исключительный. Ну вот, про одержимого… Мы там собирались жертвоприношение устроить. Дом хороший подобрали, с историей домик, педиков присмотрели на заклание. Одного уже почти прибивать начали, там стол такой клёвый, будто спецом для распятия, а тут второй выскочил. Прикинь, дохлый такой, дрищеватый — ну, педик, — а двоих наших махом замочил. Голыми руками. Хрясь, хрясь — и готово, кишки на полу. Со мной, видишь, чего сделал — всего переломал. Кобра его как-то заговорила, он и сгинул. Вообще, понял? В воздухе растворился. А может, мне так показалось от боли — я ж почти сознание терял. И всё равно я херею…

Демон полез за новой сигаретой. Кажется, он самую чуточку расслабился. Я задержал дыхание. Или сейчас или никогда. Отнятый у меня пистолет сатанист подобрал и положил на стол, а вот нож почему-то только лишь отбросил ногой в сторону. Можно дотянуться. Сложно, но можно. Начнет прикуривать, переведёт взгляд на огонёк зажигалки, и тогда… Крутнуться, схватить нож, пырнуть здоровую ногу Демона. Ногами отбить ружье. Возможно, возможно. Возможно! В себя поверь, скважина адская!

Я швырнул руки из-за головы на пол, оттолкнулся, уходя сверлом вбок, увидел, как «Моссберг» летит вдогонку — быстро, ошеломительно быстро, догоняя… Догоняя! И тут из-под ближней к Демону кадки с изумрудной южноамериканской ёлочкой выметнулся шоколадный снаряд и ударил его в промежность. «Моссберг» раскатисто рявкнул, картечь разнесла один из мониторов. Демон тоже рявкнул, но несколько в другой тональности. Даже я рявкнул от неожиданности. Только зараза Арден промолчал. Доберман рвал зубами ненавистного своего врага, до которого наконец сумел добраться, рвал, защищая того, кто когда-то приласкал его. А может быть, на него просто подействовало поле эмоций. Не важно. Он спас меня, друг человека.

Схватка была скоротечной. Даже у демонов, оказывается, есть уязвимое место. Весьма уязвимое. Ага, то самое.

Демона не потребовалось даже каким-либо специальным способом обездвиживать. Арден постарался на славу. Вся его довольная морда (я представить себе не мог, что на собачьей морде может отражаться столько радости) была в крови. «Скорую» я вызывать не стал. Оклемается Демон, его счастье. Нет, так нет. Гадине — гадская смерть. Я запер собаку в одну из комнат и занял позицию у бойницы. Помните десятимиллиметровой толщины входную дверь без ручки? А я помнил.

"Игвы" прибыли оперативно. Трое в Жигулях-"шестерке" и двое в пикапе Форд. В Форде, должно быть, привезли девственниц для жертвоприношения, но их пока не было видно. Связаны, одурманены наркотой, лежат на полу — ясно. Сатанисты вывалили из автомобилей сразу все и деловито направились к дверям липового охранного агентства. На них было что-то вроде униформы: тёмно-серые кепи с твёрдой высокой и круглой тульей и кокардой — перевёрнутая алая пентаграмма в окружении белых рун. Одежда преимущественно тёмных цветов — чёрный, серый. Ремни, пряжки — портупея. В руках и за плечами объёмистые сумки. Главные и самые гнусные палачи «Предстоящих». Люди, как люди. Ничего выдающегося, никакой особенной печати зла.

Я потратил на них шесть патронов итальянского пистолета и одиннадцать секунд личного времени. Верный ствол, верная рука, верный глаз. Поле эмоций? Фигня; отработал, как в тире. Один патрон по счету лишний, но мне показалось, что водитель Форда умер не сразу.

— Считайте, — пробормотал я в пространство, — что добряк Капрал проявил милосердие.

Двор был глухой (спецом такой выбирали, сказал бы Демон), и ни одна живая душа на выстрелы не высунулась.

Между прочим, среди полегших «Игв» не было ни единой особы женского пола.