пытался, должна добавить, безуспешно, намазать Луизу воском. Помнишь?

— Как я мог забыть? Но я не прошу вас натирать мне голову воском. Я бы не посмел сделать это.

Мы оба корчимся в приступе смеха. В конце концов я говорю, что сделаю это, если он не будет держать на меня зла. Итак, позже в тот же день я наблюдаю, как все великолепные волосы Дрю падают, пока я работаю над ними парикмахерской машинкой. И когда я закончила, я не могу поверить, как чертовски сексуально выглядит лысый мужчина.

— Ты единственный мужчина, который выглядит так же хорошо без волос, как с ними.

— Ой, ты просто так говоришь.

— Нет.

— Иди сюда, Кейт.

Я забираюсь к нему на волосатые колени и целую его.

— Надеюсь, обычно ты не просишь об этом своего парикмахера.

— Моего парикмахера зовут не Кейт. Это Джордж. И нет, я не прошу. Но он не возражал бы, потому что он гей.

К воскресенью Дрю снова чувствует себя довольно хорошо. Ненавижу уезжать, но мне нужно вернуться в Пердью.

— Я в порядке, — настаивает он. — Идти. У тебя куча дел. И не пытайся меня обмануть.

Я обнимаю его, ненавидя отпускать.

— Я позвоню, как только приеду.

— И я обещаю позвонить, если ты мне понадобишься.

Он повторяет лечение каждый четверг, всего три раза, а затем получает двухнедельный перерыв. В конце первого раунда я у него дома в субботу. Он смотрит телевизор, а я пишу, и случайно смотрю на него. Его щеки такие же розовые и раскрасневшиеся, как будто загорелые.

Пересекая комнату, я касаюсь его лба тыльной стороной ладони, и он ощущается очень горячим. У него термометр в ванной, так что я иду за ним. Через полчаса едем в больницу. Одна из проблем с химиотерапией заключается в том, что она снижает количество лейкоцитов и делает вас очень восприимчивыми к инфекциям. Пациенты с химиотерапией должны быть очень осторожными, и если у них поднимется температура, их необходимо госпитализировать. Вот где Дрю заканчивается. У него так называемая лихорадка неизвестного происхождения. И это может быть опасно для жизни. У него была температура сто три, когда я ее измерила. Я злюсь, но не хочу, чтобы он знал об этом.

Как только мы добираемся до больницы, его кладут на каталку и увозят в одну из этих крошечных кабинок. Приходит медсестра и подсоединяет капельницу к порту, который они вставили перед химиотерапией — это прямая линия в его кровоток, которая прикреплена к его груди. Таким образом, им никогда не придется втыкать капельницу в его вену. Затем она берет несколько пробирок с кровью и говорит, что будет врач.

Час спустя, улыбаясь, входит его онколог.

— Как ты себя чувствуешь?

— Горячо, — говорит Дрю.

— Да, мы сейчас делаем посев крови, но вы знаете, сколько времени это занимает. Ты уйдешь отсюда раньше, чем они что-нибудь вырастят. Я назначаю тебе большие дозы антибиотиков с профилактической целью. Извини, чувак, но ты надолго. Мы также добавим кое-что в твой режим, чтобы предотвратить это. Ты получишь палату примерно через час. Тебе что-нибудь нужно?

— Можешь закончить мою ординатуру за меня?

Его доктор смеется.

— Я приведу сюда твоего лечащего врача. У нас есть ты, чувак. — Потом он поворачивается ко мне и говорит: — Никаких поцелуев и помой свои чертовы руки. Я бы предпочел, чтобы ты надела маску и перчатки, Кейт. Он сейчас в рискованной ситуации.

Он подходит к тележке, берет коробку с масками и перчатками и передает их мне.

— Я понимаю.

Потом он уходит.

Прежде чем я успеваю заговорить, Дрю говорит:

— Иди домой, детка. Я такой сонный. Я, наверное, просплю весь день. Эта лихорадка выбивает меня из колеи. Ты сможешь пока поработать.

— Может быть и так. Я могу принести тебе что-нибудь поесть.

— Нет, я имел в виду, иди домой. Я здесь на неделю. Я чувствую себя опустошенным. У тебя так много работы, и я знаю, что ты пускаешь пыль в глаза, когда говоришь, что все в порядке. Просто иди домой и делай свое дерьмо. Приходи в пятницу, и я буду готов вернуться домой. Я обещаю.

— Дрю! Я не могу уйти.

— Кейт, иди сюда. — Он похлопывает по кровати, и я сажусь. — Реально, что ты можешь сделать? И дай мне честный ответ.

Он прав. Я не могу сделать для него ничего, чего он не может сделать сам.

— Видишь. Я могу держать свой собственный член, чтобы пописать, — говорит он, подмигивая мне, — но если бы мне действительно нужна была помощь, я бы сказал тебе.

Я не могу сдержать хихиканья, которое срывается с моих губ.

— А мои руки были бы счастливы подержать твой член.

— О, разве я этого не знаю. Иди, детка. Иди соберись и позвони мне, когда вернешься домой. Я буду писать тебе каждый раз, когда просыпаюсь, но постараюсь тебя не беспокоить. Я люблю тебя больше, чем хоккей, но тебе есть чем заняться.

Чувство вины захлестывает меня. Я хочу остаться с ним, но он так прав. На меня сейчас так много дерьма навалилось, и на этот раз отсутствие его помогло бы.

— Я вижу это в твоем взгляде. Тебе нужно идти. Я не мог быть в лучшем месте. Иди и веди спокойно. Позвони, когда будешь дома.

Я целую макушку его прекрасной лысой головы.

— Кейт, не забывай, лысый — это красиво.

— Это точно о тебе. Люблю тебя.

Я машу ему рукой, уходя, и мое сердце сжимается, когда он машет мне в ответ. Его багровые щеки резко контрастируют с фиолетовыми полумесяцами под глазами. Он действительно лихорадит.

Дорога домой неприятна. Я то плачу, то смеюсь, то кричу от гнева в машине. Дженна ждет меня, когда я вхожу в дверь.

— Он прав, возьми себя в руки. Тебе нужно быть здесь, и ты ни черта не можешь для него сделать, потому что он лежит в постели и спит.

— Дженна, а что, если инфекция убьет его? Его врач хотел, чтобы я носил маску рядом с ним.

— Профилактика. Прекрати это. Что случилось с моей серьезной, твердо мыслящей подругой?

— Что с ней случилось? Я расскажу тебе, что с ней случилось! У ее жениха эта чертова болезнь, называемая раком, и она разрушает его тело! Вот что с ней случилось! — Я кричу изо всех сил и хочу что-нибудь сломать. — И не говори мне, блядь, успокоиться!

— Не думай об этом. — Дженна не останавливаясь ни на секунду, подходит к шкафу, достает бутылку водки и две рюмки и