Приблизившись, мы громко назвали свои имена часовым. Они нас узнали и крикнули, чтобы мы подходили.

Большая экспедиция к апачам явно растеряла изрядную часть своего блеска и здесь, посреди пустыни Чиуауа, расположилась по-спартански. Осталась всего горстка американских добровольцев, причем не любителей охоты и рыбалки, а по большей части суровых отставных военных. Канули в прошлое обеды с официантами и бары, полные напитков. Большинство членов экспедиции похудели, устали и пропылились, такой же вид имели и припасы. Боевой пыл ослабел, зато страх поднимал голову. Еженощно у них угоняли лошадей, а вдобавок к этому, несмотря на все меры предосторожности, были убиты двое солдат – конечно, те самые, чьими скальпами похвалялся Индио Хуан. Угрозу чувствовали все. Враг казался им призраком, который приходит в рассветных сумерках и от которого нет защиты.

Нас отвели прямиком в палатку полковника Каррильо, несколько минут спустя к нам присоединились шеф Гетлин, Билли Флауэрс и сеньор Хуэрта. Гетлин небрит и смотрит уныло, цель экспедиции по рекламированию достижений Торговой палаты славного города Дугласа очевидно провалилась, и теперь ему как главному организатору предстоит отдуваться за все. Даже блистательный павлин, полковник Каррильо, всегда такой элегантный и гордый своей мужской привлекательностью, слегка обтрепался и выглядит напряженным. И только Билли Флауэрс, как обычно, беззаботен в своем затвердевшем библейском стоицизме, и его ни в коей мере не тревожат печальные обстоятельства экспедиции.

Когда мы сказали Фернандо Хуэрте, что его сын неподалеку, живой и невредимый, и апачи готовы его обменять, он разрыдался и цветисто нас благодарил.

– Отступников вы приведете сюда утром, – заявил Каррильо. – Безоружных. Они отдадут мальчика, и тогда я приму их безоговорочную сдачу.

– Мы не совсем так договорились, полковник, – объяснил я. – Они хотят получить шесть хороших лошадей и заверения в том, что их не станут преследовать. Они хотят также, чтобы отменили награду за скальпы апачей.

Каррильо некоторое время усваивал это, а потом очень тихим голосом сказал:

– Молодой человек, неужели вы думаете, что после всего, что случилось, я позволю горстке апачских дьяволов диктовать мне условия освобождения мальчика?

– Да, сэр. Если вы хотите, чтобы мальчика вернули, вы это сделаете.

– Зачем рисковать жизнью ребенка, – вмешалась Маргарет, – когда апачи готовы отдать его за шесть лошадей?

– Побойтесь Бога, полковник! – сердито вскричал сеньор Хуэрта. – Я сам отдам им лошадей.

Каррильо резко повернулся к нему.

– Нет, сеньор, не отдадите, – отрезал он. – Могу я напомнить вам, что вы обратились к президенту, после того как ваши собственные усилия спасти сына провалились? Это военная кампания федерального правительства Мексики. Правительство не ведет переговоров с преступниками. Они вернут мальчика и безоговорочно подчинятся. Таковы мои условия.

Ко всеобщему удивлению, в этот самый момент Толли расхохотался своим пронзительно-визгливым смехом:

– Вы с ума не сошли, полковник? – спросил он. – С чего бы им вдруг сейчас отдавать мальчика и сдаваться вам? Вы напомнили мне знаменитую фразу Кастера при Литтл-Бигхорне: «Ну, ребята, мы их поймали!» [55]

Физиономия Каррильо потемнела от гнева:

– Возможно, в другой стране деньги вашего отца позволяют вам обращаться к людям в таком тоне, сеньор Филлипс, – тихим, но полным угрозы голосом отчеканил он. – Но вы в Мексике, и к тому же по воле президента. Я скорее поставлю вас перед расстрельной командой и отправлю к отцу в гробу, чем стану терпеть такое неуважение.

– Давайте-ка успокоимся, – примирительно сказал Гетлин. – Мы пережили трудный поход. Потеряли людей. Все устали. Все хотят домой. Чтобы покончить с препирательствами, полковник Каррильо, не позволите ли вы мне, со всем уважением, предложить компромисс?

Каррильо посмотрел на него, в его глазах пылал какой-то неестественный азарт. Толли явно наступил на больную мозоль. Возможно, многое в карьере полковника зависело от успеха Большой экспедиции к апачам.

– Скажите, белый, которого вы считаете Чарли Маккомасом, по-прежнему среди апачей?

– Да, – ответила Маргарет. – Он их вождь. Но ваших людей, полковник, убивает апач по имени Индио Хуан, а вовсе не Чарли.

– Чарли, вот как? – проговорил Гетлин, явно забавляясь. – Как мило, что вы с ним по имени. Я уже сомневаюсь: вы на чьей стороне, ребята?

– Мы на стороне всех тех, – отчеканила Маргарет, – всех тех белых, мексиканцев, апачей, кто не погибнет, если нам удастся провести честные переговоры и прийти к соглашению.

– Которое и станет результатом компромисса, – с казал Гетлин. – Я понимаю ваше, полковник, нежелание вести переговоры с дикарями. Но что плохого принять их предложение и выдать им лошадей в обмен на мальчика, если их предводитель, белый, придет сюда для этого обмена один и безоружный? Я хочу получить Чарли Маккомаса живым. Я хочу забрать его с собой через границу на его родину. Будут две спасенные жертвы похищения – американский мальчик и мексиканский мальчик. Разве ваша миссия может закончиться большей удачей?

– Если бы Чарли Маккомас был дураком, он не прожил бы здесь пятьдесят три года, – заметила Маргарет. – Почему он должен согласиться прийти сюда с мальчиком за лошадьми один и безоружный?

– Потому что вы убедите его так поступить, Маргарет, – Гетлин сложил свои тонкие губы в улыбку. – Только поэтому.

– Идите к черту, Лесли, – сказала Маргарет. – Я в вашем заговоре не участвую.

– Нет, Маргарет, участвуете, – возразил Гетлин, – раз уж вы пользуетесь доверием Чарли Маккомаса. И вы, и мистер Джайлс участвуете. Поскольку ваша лояльность вызывает некоторые сомнения, полковник Каррильо подал мне прекрасную идею о том, как это участие обеспечить. Полковник намерен поместить вас троих – вас, мистера Джайлса и мистера Филлипса – под домашний арест. По обвинению в сотрудничестве с врагом, в чем вы при сложившихся обстоятельствах, безусловно, виновны. Так или иначе, вы предстанете перед мексиканским военным трибуналом без возможности воспользоваться услугами адвоката или же перед аналогичным американским судебным органом. Как справедливо напоминает полковник, он в полевых условиях обладает абсолютной властью и может даже без суда поставить вас перед расстрельной командой.

– Ох, что за чепуха! – воскликнул Толли, впрочем, не до конца уверенно. – Вы не можете расстрелять Толберта Филлипса-младшего. Мой отец имеет связи в Белом доме. Возникнет международный скандал.

– Вы удивитесь, мистер Филлипс, – процедил Гетлин, – как мало способен ваш отец повлиять на мексиканский военный трибунал. В конце концов вас могут приговорить к длительному заключению… лет этак на двадцать. Верно, полковник?

– Это как минимум, – сказал Каррильо. – И только в том случае, если я приму решение не ставить вас перед расстрельной командой.

– Двадцать лет в мексиканской тюрьме, каждый день подставляя задницу полудюжине закоренелых уголовников, – продолжал Гетлин, качая головой, – тут даже такому пидору, как вы, мистер Филлипс, небо