Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Предпочту первый – не помнить. А мы… скоро начнем?
Халк знал, что она об этом спросит. Человек, которому тяжело находиться наедине с самим собой, уязвим и неустойчив. Такой человек испытывает страх всякий раз при мысли о том, что в подобном состоянии придется прожить еще хоть какое-то время. И страх гонит его вперед, заставляет спешить с действиями, которые могут повлечь за собой негативное влияние на события в будущем.
– Скоро. Вы уверены, что желаете сделать то, зачем приехали?
Девчонка мялась. Вероятно, очень давно потеряла состояние уверенности и теперь походила на оторвавшийся от дерева листок – куда ветер дунет, туда и понесет. Интересно, что связывает ее со стратегом? Какие именно воспоминания и о чем не дают покоя? В ее голову он еще не заглядывал – не успел.
– Да. Уверена.
Голос при ответе дрожал.
– Тогда подождите тут.
Конрад поднялся с места, прошел на кухню, открыл пакет с лекарствами, которые принес с собой. Достал одну таблетку из блистера с обычным успокоительным («Обладает седативным эффектом, – вспомнил написанное в инструкции, – положительно влияет на центральную нервную систему, расслабляет мышечный тонус. Из побочных эффектов: невыраженная расфокусировка внимания…»), налил в стакан воды. Вернулся в комнату.
– Выпейте.
– Что это?
– Обезболивающее, – соврал, не моргнув глазом.
– Будет… так больно?
– Это неприятная процедура, – повторил спокойно.
За таблеткой протянулась дрожащая женская рука.
– После этого нужно будет некоторое время подождать. И тогда начнем.
– Долго ждать?
– Минут десять.
Он надеялся, что за это время Канн точно успеет оказаться тут. А если нет, Конраду придется либо врать дальше, либо попросту временно «отключить» девчонку – погрузить в сон.
«Отключать» не пришлось.
Звонок в дверь раздался по истечению шестой минуты с того момента, как таблетка была принята.
– Извините.
Не реагируя на испуг в черных глазах, сенсор быстро поднялся со стула, пошел в прихожую и открыл дверь.
А после наблюдал сцену, подобную которой не видел никогда в жизни.
Канн ворвался в помещение так стремительно, что едва не сшиб с ног друга.
– Забыть?! Решила меня забыть? А по жопе?! – орал тот, сразу же направившись в комнату. – Ничего лучше не придумала?
Стоило ему приблизиться к девушке, как та вскинула перед собой руки, скривилась и моментально ударилась в слезы:
– Зачем! Уходи! Не хочу… Ты все равно со мной не будешь! Не хочу!
– Буду, – прорычал стратег и, невзирая на сопротивление, обнял черноволосую девчонку так крепко, как обнимают самого лучшего и самого любимого в мире человека. – Буду, дура, буду!
У Халка Конрада отвисла челюсть и «выпал глаз».
* * *
Аарон практически силком утащил ее с той квартиры – пер за собой вниз по лестнице, потом из подъезда, после усадил в машину. Сам уселся на место водителя, резко хлопнул дверцей – запер их в маленьком тесном пространстве, не стал пристегиваться – уставился на Райну. Поджав губы, покачал головой.
Нет, забыть его – надо же, чего удумала! А если бы он не успел? Платил бы потом Халку за восстановление ее памяти? Бред какой!
– Вот бы тебе…
По жопе. Однозначно по жопе!
– Я…
Райна сидела рядом, сжавшись в комок, смотрела на него со стоящими в глазах слезами.
– Забыть меня, а-а-а? Вот же, блин! Дурында.
Он всегда ругался, когда злился, – ничего не мог с собой поделать. А сейчас он злился от того, что мог не успеть, – она так близко подошла к запретной черте, что он едва успел ухватить ее за руку.
– Райна, Райна…
– А как мне жить? – прошептала она хрипло. – Как?
«Со мной, как», – хотел он процедить, но пока не стал – рано. Вместо этого ответил:
– Мы едем к доктору.
– Зачем?
– Затем, чтобы он убрал тебе шрамы.
– Нет такого доктора. Ты же знаешь… Знаешь, что написано в приговоре…
– Да отменен твой приговор, Райна. Отменен!
– Как… отменен?
– Так! Мы ведь дошли до озера…
– И в нем не было воды. Ты видел – не было…
– Там была вода, в том-то и дело! Мы просто не знали. Там была не вода, Райна, а энергия. И она была там. Была, понимаешь?
– Была?
Она снова смотрела на него, как ребенок, – широко распахнутыми глазами, доверчиво и недоверчиво одновременно, с застывшим на дне зрачков испугом. А еще разгорающейся все ярче от осознания того, что он только что сказал, надеждой.
– Была… вода?
– Да, только невидимая.
– И, значит…
– Да, значит, твои шрамы можно убрать.
Райна сидела абсолютно неподвижно в течение нескольких секунд, а потом вдруг разревелась – громко, надрывно, сделавшись совсем девчонкой.
– Иди сюда, иди. Глупая… понимаешь теперь, каких ошибок только что чуть не натворила?
Он обнимал ее, гладил, подставлял плечо, был счастлив от того, что находился рядом не только в моменты горя, но и, как теперь, радости.
– Все… Все-все-все… Мы все исправим.
А она билась под его руками, как раненый голубь, – всхлипывала, дрожала, пыталась свернуться в такой крохотный комок, который вообще не стало бы видно, – стеснялась своих слез.
– Я рядом… рядом…
Потихоньку слезы высохли; Райна вытерла лицо, всхлипнула напоследок, а через какое-то время уставилась прямо перед собой странным взглядом – вновь «нечитаемым», зеркальным. И неожиданно прошептала то, чего он совершенно не ожидал:
– Не надо доктора, Аарон.
– Почему?
– Потому что доктор… он вылечит тело.
– И?
И вдруг понял то, что она не добавила вслух: «Он вылечит тело. Но не вылечит мою голову… А там ты…»
А там он. Ему стало тепло внутри – горько от ее слез, от ее страхов и тепло одновременно. Уже скоро.
Канн притянул Райну к себе, обнял ее, деревянную, напряженную.
– Дурочка… Пообещай мне кое-что.
– Что?
– Сейчас мы поедем к доктору, и ты не будешь думать. Вообще ни о чем.
– Я не смогу.
– Сможешь. Если пообещаешь.
– Не думать?
– Да.
– Совсем ни о чем?