— Мм… Ивар?

Девушка оглянулась на молодого гьярравара и поманила его обратно к себе.

— Есть тут другая дорога? А то Дэнчик волнуется, что в город не попадем.

— Да не волнуюсь я, — пробурчал парень.

— Дорога есть, — отозвался Ивар. — Но она тоже ведет в город, мы его никак не пропустим. Вот, смотри…

Он приобнял Линду за плечи и повел к краю скалы. Здесь был парапет, низкий, чуть выше колена, а за ним — многие метры острого камня, отвесно уходящего вниз, шапка деревьев, закрепившихся на каком-то карнизе, и бурлящая на порогах Белая.

— И где?

— Под нами, — с усмешкой отозвался гьярравар. — Смотри, я подержу.

Пришлось лечь на парапет и свеситься, понимая, что упади она отсюда — костей не соберешь. Но теплые руки крепко держали за талию, и Линда выдохнула, пригляделась. Кроны деревьев скрывали каменистый уступ, что тянулся, повторяя изгибы реки, под скалой, а после уходил тонкой ниткой к городу, дублируя верхнюю основную дорогу.

— Этот путь даже короче, жаль, с лошадьми не пройдешь, — говорил Ивар, продолжая удерживать Линду за талию. — Видишь ступени? Тут полого еще, дальше круче идут.

Она кивнула и похлопала его по руке. Мужчина легко вытянул девушку обратно и поставил перед собой, не торопясь убирать ладони с талии. Губы его улыбались, а взгляд ласкал лицо.

Линда тоже медлила, любуясь спутником. Тонкие, еще чуть — и покажутся женственными, — черты лица, каштановые волосы, которые стрижет коротко, совсем не по джеррской традиции. Лукавый прищур и кривоватая ухмылка его только красят. Симпатичный он, да, этого не отнять. Среднего роста, ненамного выше нее самой. Быстрый и гибкий воин, вечный балагур и хороший друг. Но — не больше.

— Понравилось? — спросил, и не понятно стало, что имеет в виду: дорогу, просмотр ее или… себя самого.

Линда облизнула пересохшие губы, и взгляд темно-карих глаз переместился на них.

— Ага, — отозвалась она. — Очень красиво.

И шагнула назад. А он — отпустил. Так же легко, как и держал.

Линда

Ночь подкралась незаметно. Пока расположились лагерем, проверили башню — в ней, на удивление, сохранились и перекрытия, и лестница, возносящаяся на высоту третьего этажа, — пока организовали дежурство, успело стемнеть и сильно похолодать.

Ребята сидели кружком, дрожали и жались к костру и друг к другу. Младшие девчонки едва не падали от усталости, и казалось, они уснут, дай только возможность. Но сначала была еда и горячее питье.

Маргарита, оккупировав котелки, сотворила чудо из ничего. Немного дичи набили еще днем, но для такой оравы — мало, слишком мало. Местный заяц, несмотря на когти и совсем не заячью мощную пасть, оказался вкусным. Жестковатым, но вкусным. Особенно под соусом из меленьких красных ягод, какой-то травы и горстки зерна.

Или она так голодна была?

— Ведьма! — восхищенно выдохнула Линда, обсасывая кость и голодными глазами поглядывая на котелок.

Марго усмехнулась.

— За нашу ведьму! — воскликнул Ивар, поднимая кружку с горячим отваром. Добавил быстро, перехватив взгляд Хильды, — за обеих наших ведьм, да продлят сестры их годы!

Посуды было мало, и она пошла по рукам.

Обжигающий губы отвар, пахнущий травами, несколько ягод черники, теплый бок Витьки и его ладонь, к этому боку прижимающая. Что еще надо для счастья? Хрупкого, мимолетного, такого ценного.

Долго сидеть не стали, их ждала беспокойная ночь и следующий день с переходом не менее сложным, чем сегодня. Шумели, укладываясь, молодые люди, вился над ними голос Хильды, которая старательно отделяла мальчиков от девочек, тихонько фыркали лошади, привязанные прямо у входа в башню, переговаривались часовые.

Линда задержалась на улице. Подошла к краю, остановилась у парапета. Поковыряла носком сапога камень. Кто вообще додумался ограждение делать столь низким? Один неверный шаг — и полетишь в пропасть. А материала вокруг завались, никто не мешает сделать площадку чуточку безопаснее.

С другой стороны, удобно.

Она села на парапет, кутаясь в плащ, привалилась плечом к серой неровной стене башни. Взметнулись от ветра волосы, в лицо дохнуло речной свежестью. Линда втянула носом воздух: жадно, насколько хватало легких. Выдохнула медленно. Ее накрыло тем юношеским восторгом, когда делаешь что-то смелое и дурное, вроде сидения на подоконнике — или краю пропасти.

— Идем спать, Лин, — раздалось от входа.

— Да. Сейчас, — отозвалась, глубоко вздыхая вновь.

И почему ей так хотелось взять побольше от ночи — всегда, везде? Словно опутывало ее той особой магией, что разливалась в воздухе, сверкала искорками звезд, звала в путь ветром и запахом остывающей земли. Словно было что-то такое… совсем ее… истинное, важное, что, задавленное рутиной, непременно исчезало с наступлением дня.

Виктор подошел ближе, обнял за плечи, наклонился, целуя в макушку.

— Все, — пробормотала она, — теперь точно никуда не пойду. Слишком уютно.

— Уснешь ведь и свалишься.

— Ты мне не позволишь, я знаю.

— Свалиться? Или уснуть?

Линда фыркнула, пряча усмешку в край плаща.

— Надеюсь, и то, и другое.

— Хорошо. Ну-ка…

И он подхватил ее с парапета, словно маленькую девочку, на руки. Ухнуло сердце, подскочило к горлу. Она зашипела возмущенно:

— Вик! Ты что это делаешь?!

Прошел несколько шагов и поставил ее у стены, поодаль от края. Неспешно поправил сбившийся на ее плечах плащ, ответил серьезно, глядя сверху вниз:

— Как это что? Мешаю тебе спать и падать.

Сбоку, от двери, раздался смешок. Ивар хмыкнул с пониманием и — отвернулся. Линда потупилась, понимая, что видеть их сейчас могут многие. Что, того и гляди, явится Хильда и начнет ворчать, как всегда. Что под холодным взглядом старшего мага ей станет совсем не по себе, и шальное настроение ночи улетучится разом. Но… какая, в общем-то, разница, кто их увидит и что скажет?

Обратила к нему лицо, чувствуя себя так, словно стоит, балансируя на краю. Спросила, перекатывая слова на языке:

— И что же ты придумал?

Виктор качнулся к ней, будто ждал именно этого — знака с ее стороны. Вдавил в стену, обжег поцелуем, уверенным, страстным, и она рухнула в эту пропасть. Закружилась голова, и она вцепилась в ворот рубахи парня. По телу прошлись его руки, одна скользнула на поясницу, пальцы второй зарылись в волосы на затылке. Стиснул — крепко, сладко, — прижал к себе еще плотнее, так, чтобы каждой клеточкой чувствовать его жар.

От настойчивых поцелуев голове стало легко, а телу — томно, и Линда совсем потерялась во времени и пространстве. Отвечала с не меньшей страстью, по плечам гладила и спускалась пальцами на поясницу. И горела, горела…

Он отстранился первым, и она застонала. Втянула со всхлипом воздух, словно до того