Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он никогда не смотрел на нее так… горячо. Это было по-новому и очень, очень волнующе. Он сам сейчас казался другим. Открытым, страстным. Будто слетела шелуха контроля, обнажив главное.
Кто ты.
С кем хочешь быть.
Здесь и сейчас.
— Вик, — выдохнула она, — ты какой-то другой. Тебя там, случаем, не подменили? Не цапнула какая тварюшка за… что-нибудь?
Он хмыкнул и притянул к себе, обнял, но иначе. Не жарко — тепло. Уютно.
— Если меня кто и цапнет, ты узнаешь об этом первой.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Линда откинулась назад, заглядывая ему в глаза. Он отвел с ее лица прядь волос. Сказал проникновенно:
— Я все тот же, Лин. Ты мне сразу понравилась, просто раньше я не хотел давить на тебя и пугать.
— А сейчас…
— А сейчас понял, что тебя хрен испугаешь.
Она куснула губу и улыбнулась.
— Я не боюсь, — произнесла отчетливо, не отрывая взгляда от его потемневших глаз. — Кажется, с тобой я вообще ничего не боюсь.
Что-то важное творилось сейчас между ними. Что-то, на что не нужны слова.
«Я доверяю тебе, — говорил ее взгляд. — Я буду с тобой. Что бы ты ни делал».
И взгляд его, темный и теплый, отвечал: «я знаю».
Линде вдруг показалось, что не будь всего этого безумия — поспешного бегства, темных земель, горьких потерь — они ходили бы друг вокруг друга еще долго. Присматривались, делали шаг навстречу и два обратно, барахтались в плену собственных домыслов и ожиданий. Теряли драгоценное время. А эти три дня напомнили им: жизнь конечна, все мы смертны. Иногда — внезапно. Каждый день может стать последним. Так стоит ли откладывать важное?
От двери донеслось чье-то ворчание, и девушка даже не сразу поняла, кто и что говорит.
— …и эти туда же! — продолжал бухтеть парень. — Вчера Ваня с Маринкой, сегодня вы. На вас так темные земли, что ли, влияют? Стресс инстинкты подстегивает?
— Юр-ра! — прорычал Виктор, а Линда, нервно усмехаясь, уткнулась ему в плечо. — Шел бы ты… куда шел.
— И чего меня все посылают? — дурачась, вопросил парень.
— Даже не знаю. Может, сам нарываешься?
Юрка хмыкнул.
— Завидуешь? — спросила Линда, искоса поглядывая на него.
Щекой она прижималась к Витькиной груди, его руки обнимали, надежно скрывая от всего мира, и… в общем-то, ей было все равно, что товарищ ответит.
Он скривился.
— Вы такие сладкие, что аж тошно. И да, завидую я, завидую! Я, может, тоже с кем-то пообниматься хочу.
— Ну… давай я тебя обниму, а? — предложила Линда.
Парень подавился смешком.
— Нет уж, спасибо.
Девушка стрельнула в него взглядом.
— Юр, а как же Алина?
Он скрестил руки на груди, спросил как-то слишком ровно:
— А что Алина?
— Ей, наверное, сейчас холодно и одиноко. И я видела, как она на тебя смотрит.
Руки Виктора напряглись, и Линда уткнулась носом ему в плечо, пробормотала:
— Все, молчу я, молчу, пусть сами разбираются.
Стало тихо. Только стучало под ладонями сердце Витьки, уютно рокотала река, да орала в лесу дурная ночная птица.
С приходом Юрки жаркие настроения вечера сошли на нет. Виктора окликнул Снур. Парень обнял девушку, шепнул, что скоро вернется, и исчез в густом сумраке ночи. Без него стало зябко, несмотря на плащ. Линда закуталась плотнее и подперла стену рядом с блондином, которой почему-то не спешил уходить.
— Маленькая она, Лин, — с тоской произнес он.
— Маленькая? — фыркнула девушка.
Так-то да, ей пятнадцать всего, но тут в этом возрасте уже замуж выходят. И разница у них небольшая, всего три года. Можно сказать, классика.
— Я не связываюсь с такими, — пояснил парень, оглядываясь на дверь. — Первые отношения, сердечки в глазах, ожиданий выше крыши. Любовь до гроба не для меня.
— Любишь попроще? — с интересом спросила Линда. — Нет, ты не думай, я не осуждаю.
— Вроде того.
— Но она тебе нравится.
— Линда, блин! Ты чего мне допрос тут устроила? Я отли… кхм, вышел, а ты вцепилась.
— Я?! Ты сам болтать начал, я вообще молчала.
Парень скривился, как от лимона, и развернулся, намереваясь уйти.
— Не обижай ее, Юр, — сказала в спину.
— Я постараюсь, — серьезно ответил он.
Глава 31
Мия
Ночь прошла на удивление тихо.
Мия, укладываясь в древней сторожевой башне, среди толпы других людей, шумно дышащих и сопящих, думала, что ни за что не уснет. Пролежит все отпущенное на отдых время, прислушиваясь к шорохам, вглядываясь в темноту, волнуясь… да обо всем волнуясь! Но — уснула на удивление быстро, будто выключили ее. И не просыпалась до утра.
Уже давно рассвело, когда их подняли и покормили, а потом грен Лусар восстановил над магами щит. Он тщательно готовился и вновь, подробно и нудно, читал лекцию о том, что магию применять нельзя. Никому и никак. Даже если очень хочется. Даже если очень страшно.
Алина отчаянно краснела, кусая губу, а Мия сминала в кулаках шоллу, не решаясь спросить о главном.
Ее дар — что это такое? К чему он ближе? К классической магии, с ее плетениями, рунами или прямым манипулированием стихийными потоками? Или к ведьмовству, с заговорами и обрядами? Или же вовсе к гьярре?
Она качала головой, понимая, что знает так мало о магии в целом и о себе.
И уже после, когда был собран лагерь, и отряд готовился выступать, грен Лусар глянул на нее остро, стремительно подошел и велел говорить.
— Расскажи обо всем, что ты умеешь. Это важно.
Это «важно» подкупило ее лучше любых обещаний или угроз. И она рассказала, замирая от наглости своей и от страха.
О том, что чувствует настроения и порой даже мысли слышит. Что может забрать боль и печаль, «притушить» воспоминания, унять нервную дрожь или голод. Блокировать ментальный удар или внушение, усилить какое-то чувство, отвести глаза, чтобы человек не видел или не думал о ней. Ощутить живое существо на некотором расстоянии, главное, чтобы оно было в сознании.
Внезапно оказалось, что она может так много… разного. Странного, непривычного, страшного даже.
Грен Лусар кивал, не меняясь в лице, направлял рассказ вопросами: о силе воздействия, о ее ощущениях, об оттоке энергии. Мия на многое ответить не могла, но все же его искренний интерес и внимание к деталям сильно помогали.
— Из тебя выйдет талантливый маг-менталист, —
