Весть о том, что корабль «Санганхо» затонул, дошла до Ёнбин спустя десять дней после похорон Ёнок. Письмо пришло в тот момент, когда она уже вышла из дома, чтобы идти в школу. Прочитав, она вернулась к себе в комнату, какое-то время растерянно сидела и вдруг разрыдалась.

Весь день Ёнбин то ложилась, то садилась, но никак не могла успокоиться. День ото дня в тревоге в ожидании смерти отца, она не смогла мужественно перенести внезапную смерть Ёнок. Никогда при своей жизни Ёнок не говорила о себе, но Ёнбин слишком хорошо знала, что она не была счастлива. Это было видно по тому, как Ёнок после свадьбы стала фанатически следовать христианству. Осунувшееся лицо и потухшие глаза младшей сестры тревожили Ёнбин, но целый ряд непредвиденных происшествий мешали Ёнбин заботится о Ёнок так, как бы того хотелось, и это все больше и больше ее удручало. Чем больше Ёнбин думала об этом, тем больше осуждала себя, и тем больше болело ее сердце. Словно сотни тысяч солдат промаршировали по душе Ёнбин, втоптав ее в землю.

Когда стемнело, старушка, хозяйка дома, позвала Ёнбин с улицы:

— К вам кто-то пришел.

— Скажите, что я очень больна и лежу в постели. — Ёнбин не хотела никого видеть.

Вроде бы старушка вышла, как вскоре снова послышались чьи-то шаги.

— Госпожа Ким!

— Ох! — Ёнбин узнала голос Ган Гыка.

— Ничего, если я войду?

Ёнбин вскочила, отбросив одеяло.

— Я хотел бы вас видеть. Я ненадолго.

Через некоторое время Ёнбин открыла дверь комнаты и, стараясь держаться как можно спокойнее, сказала:

— Входите.

Ган Гык, войдя в комнату, заметил заплаканные глаза Ёнбин.

— У вас температура?

Ган Гык снял пальто, положил рядом и сел.

— Нет.

— А глаза такие красные, — нахмурился Ган Гык.

— Так, всплакнула.

— Что-то случилось?

Ёнбин показалось, что она сейчас не выдержит и упадет.

— Сестра умерла, — горестно выдохнула она. — Она была так добра, как ангел. Ёнбин, закрыв лицо руками, заплакала навзрыд. Плачущая Ёнбин была похожа на совсем маленькую девочку. Ган Гык в тот момент почувствовал не сочувствие, а скорее удивление. Казалось, что свет в тот момент потускнеет от страдания. Встречая Ёнбин первый и второй раз, Ган Гык не мог и подумать, что из её глаз могут течь слезы.

— Разве Тэюн вам ничего не рассказывал о нашей семье? — утирая глаза, спросила Ёнбин.

— Сейчас я жду смерти еще одного близкого человека, — Ёнбин посмотрела прямо в глаза Ган Гыку, — моего отца. Ему осталось жить самое большее, может быть, месяцев пять. Нет, еще меньше, ведь диагноз поставили месяц назад. У него рак желудка. Никто в семье, даже сам отец, не знает об этом.

Ган Гык молчал, давая ей выговориться.

— Мой отец рос сиротой. Бабушка покончила жизнь самоубийством, дед убил человека, после чего умер, никому неизвестно где. Нас в семье пять дочерей. Старшая — вдова, которую обвинили в убийстве новорожденного младенца. Я старая дева. Сестра после меня — полоумная. До того как сойти с ума, она любила слугу, воспитанного в нашем доме, но ей запретили его любить. Даже я была против их любви. По причине того, что он лишил ее девственности, сестру выдали замуж за наркомана, сына богача. В итоге муж-наркоман зарубил топором нашу мать и того слугу, любовника моей сестры. После чего моя бедная сестра помешалась. Известие о смерти четвертой сестры я получила сегодня утром.

Смотря в стену, на одном дыхании Ёнбин поведала историю своей семьи. Ган Гык неподвижно смотрел на сконфуженное лицо Ёнбин, потерявшее свой обычный горделивый вид.

— Не хотите выйти на улицу?

— На улицу?

— Давайте пройдемся по ночной дороге. Когда устанешь, крепко спится.

— Чтобы позабыть страдания?

— Ну да…

— Я должна взять на себя часть страданий, которые перенесла в момент страшной смерти моя младшая сестра. Ведь я так ни разу и не утешила это малое дитя.

— Это же не ваша вина? — Ган Гык сохранял хладнокровие.

— Ну, это вы слишком.

— Разве? — Ган Гык заглянул глубоко в глаза Ёнбин.

— Не смотрите так. У вас страшные глаза.

— Вот что. Давайте пройдемся. Не кажется ли вам, что сейчас подходящий момент для выпивки момент? Я подожду во дворе. А вы переоденьтесь и выходите. — Ган Гык подхватил пальто и вышел из комнаты.

— Нет…

«Подходящий момент для выпивки? У-ух, — повторила про себя Ёнбин, решительно встала и накинула на плечи пальто. — Хватит копаться в себе, надо просто прогуляться».

Она вышла из дому. Ступая по опавшей листве деревьев, посаженных вдоль улицы, Ган Гык и Ёнбин спустились к дороге. Прошли мимо колледжа Гёнсон[54].

— А куда пропал Тэюн? — неожиданно спросила Ёнбин.

Свежий воздух вернул ей самообладание.

— Ну как вам? На улице сразу успокоились? — Ган Гык заговорил на другую тему.

— Почему вы не отвечаете на мой вопрос? Произошло что-то худое?

— Не нужно беспокоиться. Он в безопасности.

Они прошли мимо колледжа и направились по дороге, ведущей ко дворцу Чангёнвон[55]. Между рядами оголенных деревьев продувал свежий ветерок.

— Хотите, я вам кое-что расскажу? — спросил Ган Гык.

Ёнбин посмотрела на него, но в темноте не смогла разглядеть его глаз, их скрывала опущенная на лоб фетровая шляпа.

— Так слушайте. Это очень давняя история. Хотя я смутно помню происшедшее, ее последствия слышал пару раз, нет — даже сотню раз. Мой отец не был ни революционером, ни патриотом. Он был просто богачом. Его убили японцы. Слуга привез его тело на лошади. Сейчас я уже смутно помню это событие. А еще у меня была сестра. Говорят, что она и по сей день живет с японцем. Ну, как вам, Ёнбин? Не вы одна несчастливы.

Ган Гык впервые назвал Ёнбин по имени.

— И что дальше, господин Ган?

— А то, что я не из-за этого только ненавижу японских завоевателей. В детстве это чувство ненависти у меня было особо обострено, но все это было как-то по-детски. Иногда сама формулировка «национальное сознание» мне кажется смешной.

— Значит, вы вовсе не романтик, — горько усмехнулась Ёнбин.