Я выглянула из-за угла. Лиц мне было не видно – их заслоняла балка, – но зато я видела все остальное.

– Ты ведь не собираешься продолжать суд? – спросила Августа.

– Конечно, собираюсь. – Вонвальт пожал плечами. – Хотя бы для того, чтобы скоротать время.

– Не шути со мной.

– Брось, Реси, – сказал Вонвальт. Он потянулся к ней и взял ее руки в свои. Я ждала, что Августа стряхнет их, но она этого не сделала. Я задумалась о том, насколько глубоки были их чувства друг к другу. Очевидно, их привязанность, какой бы сильной она ни была, пережила несколько лет разлуки. И, несмотря на недавние препирательства, в обществе друг друга они вели себя так естественно. Они были похожи на старую супружескую чету. Мне подумалось, что, возможно, до этого Вонвальт был так холоден с ней лишь потому, что рядом была я.

Они заговорили еще тише и ласковее, и у меня больше не получалось разобрать слов. Впрочем, то было к лучшему; мне вообще не стоило их подслушивать, и теперь я подумала, что веду себя вдвойне бессовестно. Кроме того, сейчас, когда я увидела Вонвальта таким; увидела, как он проявляет ласку, которую оказывал мне лишь несколько раз, во мне пробудилась жгучая ревность, и я внезапно захотела поскорее покинуть трактир.

Громко и неуклюже топая, я вышла из-за угла и, пройдя к выходу, сняла с крюка плащ. Стоило мне выйти, как Вонвальт в ту же секунду отпустил руки Августы. Тогда я ощутила странное торжество, хотя позже мне стало от этого стыдно.

– Спокойной ночи, – буркнула я.

– Спокойной ночи, Хелена, – ответили они оба. Я вышла на колючий мороз и направилась к дому мэра.

XXIV

Львы и братья

«Тот, кто утверждает, должен доказать».

Из «Столпов сованского общего права» Катерхаузера

Отчаянные мольбы о помощи были отправлены, но следующий день прошел, а мы так и не получили вестей от наших предполагаемых союзников. Вонвальт, Брессинджер и сэр Радомир обходили стены и планировали оборону города. Им помогали горстка сержантов стражи и те члены городского совета, что обладали хоть какими-то военными познаниями. Я же тем временем безвылазно сидела в хранилище здания суда, где в напряженной тишине притворялась, что усердно работаю. К концу дня горе от утраты Матаса, страх перед надвигающейся армией и неуверенность в будущем Империи окончательно истощили мои моральные силы. Едва прикоснувшись к еде и обменявшись с другими лишь парой слов, я отправилась на боковую.

Спалось мне той ночью плохо. Казалось, я только уснула, когда меня, едва соображающую и неспособную продрать глаза, разбудил Вонвальт. Выглядел он так, словно совсем не спал, хотя я и не знала почему – не то от того, что провел часть ночи с Августой, не то потому, что ходил на одну срочную встречу за другой.

С тяжелым предчувствием мы облачились в наши официальные судейские мантии. Нам приготовили очередной сытный завтрак, но мы оба выпили лишь по легкому пиву. К городу приближалась армия Вестенхольца, и это бросало на нас свою тень: мы стали напряженными, раздражительными и все время отвлекались от поставленной задачи. Лорд Саутер, взволнованный и потный, ненадолго появился, пожелал нам удачи и поспешил в здание стражи, где сэр Радомир раздавал приказы своим немногочисленным подчиненным. Несомненно, мэр жалел, что мы вообще появились в его городе.

Мы направились к зданию суда. От рассвета прошел лишь час, но перед готическим строением уже толпились люди – и это несмотря на слухи о приближающемся войске. Казалось, что мы попали на площадь в ярмарочный день: люди всех слоев общества заполняли улицы и пытались заполучить место в публичной галерее. Августы нигде не было.

– А где Правосудие Августа? – спросила я таким невинным тоном, какой только смогла изобразить.

– Она на городской стене, следит за Восточной Маркой, – ответил Вонвальт.

– С помощью птиц?

– Наверное, – буркнул он, и на этом разговор завершился.

Мы пробрались через толпу и подошли к главному входу. За порогом было так тихо, будто мы очутились в совершенно ином городе. В здании прекратилась всякая работа, за исключением самой основной. Из-за этого сбоя в работе суда многие судьи сдвинули свои слушания на вечер или вовсе их отложили.

Наше дело должен был слушать судья Дитмар, и он занял для нас самый большой зал, находившийся в задней части здания. Зал представлял собой большое прямоугольное помещение с подиумом, на котором стояла деревянная скамья. Над ней висел искусно вырезанный и раскрашенный сованский герб – Аутун, стоящий на задних лапах. Увидев его, я сразу вспомнила о леди Фрост.

Рядом со скамьей судьи находилось сиденье для свидетеля, а перед ней стояли два стола, предназначавшиеся законным представителям – со стороны обвинения и со стороны защиты. Защитники пока не явились; они наверняка зашли в городскую тюрьму и получали от заключенных последние инструкции.

Единственной примечательной особенностью зала был ряд сидений, выделенных избранным заседателям, или присяжным, как их называли на современный сованский манер. Я не знала, сколькие вытянули жребий присутствовать на суде, но, учитывая тяжесть обвинений, их должно было собраться много – человек пятнадцать или двадцать. Для того чтобы признать обвиняемых виновными, требовалось простое большинство голосов.

– Хелена, – сказал Вонвальт. В своих парадных одеждах он выглядел властно. – Внимательно записывай все, что будет сказано. Возможно, мне очень скоро понадобятся эти записи.

– Конечно, – сказала я.

– Хорошо. Будь добра, сядь вон там, в конце, – сказал он, указывая на самое дальнее место на скамье обвинения. Я проследила за направлением его пальца. Казалось бы, я должна была прийти в восторг от того, что меня усадили туда. Скамья обвинения. Мне впервые была оказана подобная честь. В других обстоятельствах я бы, наверное, приняла подобное повышение с радостью или с притворным равнодушием задрала бы нос. Однако в тот раз я не испытала ничего, кроме страха.

По-видимому, выражение моего лица выдало меня, поскольку Вонвальт сказал:

– Хелена, не беспокойся о приближающемся войске, это не твоя забота. Пока что выкинь его из головы. Просто сосредоточься на том, чтобы все записать и дать показания. Поняла?

Я кивнула.

– Да, – сказала я, хотя его слова никак на меня не подействовали. Я не могла перестать думать о Вестенхольце и его солдатах.

Теперь мне оставалось лишь ждать. Чуть позже к нам присоединились сэр Радомир и Брессинджер. Пока они и Вонвальт негромко переговаривались между собой, здание суда распахнуло двери для публики, и внутрь