Но не тревожьтесь из-за ее отсутствия, оно ничуть не поможет стороне защиты. У меня имеются не только подписанные ими показания, в которых они признаются, что похитили девушку, но также рядом со мной сидят трое свидетелей Короны, готовые подтвердить, что они видели. Мой секретарь, притворившись беглянкой, проникла в монастырь и нашла Санджу Бауэр в вонючей темнице, наполовину обезумевшую от страха. Она расскажет вам, что ей поведала мисс Бауэр. Вы услышите, как девушку похитили и как оставили гнить в темнице, где ее лишь изредка навещал отец. Санджа тоже стала своего рода гарантией того, что лорд Бауэр будет послушен и поделится со своими новыми подельниками плодами его мошеннических сделок – не говоря уже о плодах других преступных схем, которые они изобрели уже позднее.

Лорд Бауэр был наградой, ради которой стоило пойти на столь дерзкие меры, леди и джентльмены. Он не только знал, как использовать грузоперевозки в собственных целях, но также играл роль городского казначея. Мы конфисковали у казначейства целый кладезь учетных книг, в которых отмечены регулярные и незаконные выплаты денег из средств Империи монастырю. Также вы увидите показания самого мэра и членов городского совета, данные под присягой. Они сообщат, что выплаты эти были сделаны без согласования с ними. Практически никто не следил за тем, как лорд Бауэр вел эти учетные книги, и лишь теперь мы узнали, что он на протяжении многих лет успешно скрывал поток украденных у Империи денег, в чем ему умело и добровольно помогал помощник казначея Фенланд Грейвс.

Вонвальт снова сделал паузу. Я поняла, что следующая часть выступления будет непростой.

– Леди и джентльмены, я сам лично говорил с мистером Грейвсом вскоре после его смерти. – Все в зале оцепенели от страха. Люди начали тревожно переглядываться, кто с ужасом, а кто с отвращением. Я заметила, что представители защиты делают пометки. Я сама все еще сомневалась, что нам стоило использовать эти сведения и не мудрее ли было просто положиться на признания подсудимых. – Я и мои слуги пытались его арестовать. К несчастью, он не пожелал сдаться и был ранен мечом в грудь, после чего скончался. Вероятно, вы наслышаны о силах, которыми я обладаю, будучи членом Ордена магистратов Империи. Эти силы окружены множеством слухов и баек, а также окутаны покровом таинственности и страха. Леди и джентльмены, вас должно заботить не то, каким образом применялись эти силы, а то, какие сведения удалось получить с их помощью. По природе своей эти сведения могут показаться туманными, но для привычного уха вроде моего слова Грейвса звучат ясно и четко.

На допросе Грейвс предупредил нас о том, что монастырь – это «темное место для темных дел». Он назвал Санджу Бауэр «гостьей опасного человека», а на вопрос, как зовут этого человека, окрестил его «охотником на рыб». Что ж, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: он говорил о рыболове или рыбаке. И вот перед нами сидит обенпатре Фишер – опасный человек, чье имя переводится как «рыбак». Именно на него и указывал Грейвс.

Было трудно понять, как все восприняли эту усеченную версию допроса Грейвса. Вонвальт явно выбрал наиболее значимые фразы и не стал упоминать ужасы той ночи, однако, как ни странно, мне показалось, что вне контекста слова Грейвса производят не столь мощное впечатление. Некоторые в зале наверняка подумали, что эти обрывочные фразы были небольшой, хотя и стоящей, находкой, выуженной из в целом дерьмовой ситуации, но большинство зрителей, похоже, остались напуганы. Как бы там ни было, Вонвальт продолжал:

– Однако Фишер, Вогт и Бауэр, хотя они и были повязаны судьбой, с трудом уживались со своими компаньонами. Фишер был зол на Вогта за то, что тот чуть не стоил ему значительной суммы денег в их первой же попытке незаконно присвоить себе имперские средства. Кроме того, как я уже упоминал, Санджа Бауэр оставалась заточена в монастыре, чтобы Вогт и Фишер могли и дальше держать в узде лорда Бауэра. Леди и джентльмены, я много лет слежу за соблюдением сованских законов в провинциях, расследую и веду суды по различным преступлениям, и я неоднократно сталкивался с подобным. Я видел, как людям, которые недолюбливают или даже ненавидят друг друга, не остается ничего иного, кроме как продолжать вести совместные дела, потому что их связывают обстоятельства, которые они сами же сотворили. То же можно сказать и об этих троих. Они не друзья. Но это не значит, что они не могут быть подельниками. Помните об этом, когда будете слушать их оправдания. – Вонвальт повысил голос. – Ибо друзья не убивают жен друг друга, как это делают подельники в преступлениях. Леди Наталия Бауэр – любимая многими, прекрасная, добрая женщина. В последний раз ее видели живой на Портняжной улице, где она хотела купить грозодский бархат. Зеленый, чтобы сшить платье по последней моде. – Я понимала, зачем Вонвальт это говорит. Он добавлял маленькие детали, напоминал присяжным, что Наталия Бауэр была живым человеком, а не холодным трупом, который цинично обсуждают в зале суда. – Многие из вас видели ее издалека. Некоторые знали ее в светском обществе. Мне не довелось познакомиться с ней… но довелось с большой горечью обследовать ее тело. Тем не менее, как я понял, она была благонравной и многими любимой.

Это было не совсем так. Судя по тому, что я слышала, леди Бауэр стала мрачной и замкнутой с тех самых пор, как ее сына убили, а дочь похитили. Жизнь в постоянном страхе перед мужем и горе от утраты детей сокрушили дух леди Бауэр и сделали ее молчаливой и безропотной.

– Она была убита, леди и джентльмены, по приказу обенпатре Фишера и Зорана Вогта. – Произнося эти слова, Вонвальт указал на них. Фишер съежился, словно Вонвальт нацелил на него заряженный арбалет. Вогт остался невозмутим. – Почему? Потому что на протяжении двух лет дочь Бауэров была узницей этих людей. Два года. Два года лорд Бауэр жил в напряжении и испытывал груз ответственности за свой пустой дом, за убитого сына, за похищенную дочь – и он попытался это исправить. Он начал строить планы, чтобы вызволить Санджу из монастыря и в то же время разбить оковы, связывавшие его с Фишером и Вогтом.

Однако он совершил глупость, позабыв, как страшен гнев его подельников. За два года он начал ошибочно понимать природу их отношений. Он забыл старую поговорку о том, что среди воров нет чести. Было не важно, как хорошо он потрудился на их благо и сколько