– Прости, прости, прости. Я не хотела, чтобы это прозвучало подобным образом.

– Вы же почти не видитесь, – горячо заговорил Пол. – Твоего мужа все время не бывает дома. Он оставляет тебя одну с ребенком и…

– Алек пытается заработать побольше. А работа есть только на материке. Если бы мы захотели жить в городе, ему бы не пришлось столько ездить, но мы хотим жить на косе. Поэтому его разъезды – это цена нашего пребывания здесь.

Пол посмотрел на нее с высоты своего роста.

– Ты просто используешь меня.

– Нет!

– Именно используешь. Я всего лишь помогаю тебе справиться с одиночеством, когда Алека нет рядом, верно? Добрый старина Пол.

– Не говори так! – Анни заплакала, потянулась к нему, обняла его за талию, и у Пола пропало желание ссориться с ней.

Провожая его в тот вечер до машины, Анни не выпускала его руку.

– Я никогда не уйду от Алека, Пол. Если ты готов встречаться со мной на этих условиях, мы будем встречаться. Если не готов, то больше не приезжай сюда.

Разумеется, Пол продолжал приезжать, смирясь со всезнающим кивком Мэри Пур, со скрипом кровати. Он не терял надежды, что Анни передумает. Спектакль «Потерянная колония» прошел в последний раз на День труда в первый понедельник сентября. Пол нашел работу официанта в Мантео. Не для этого он учился столько лет, но он просто не мог уехать. Все изменилось совершенно неожиданно.

Несколько дней подряд красный шарф не появлялся. Пол встревожился, не заболела ли Анни, не рассердилась ли на него. Он уже решил позвонить ей, когда увидел шарф в условленном месте. Он отправился в Киссривер с чувством невероятного облегчения.

– Анни наверху, – сообщила Мэри Пур, открыв Полу дверь. Ему не хватало смелости посмотреть ей в глаза. Пол чувствовал, что не нравится смотрительнице, что старуха с трудом мирится с его присутствием. – Она плохо себя чувствует.

Анни выглядела ужасно. Под глазами залегли темные тени, и Пол впервые заметил морщины на лбу и в уголках рта.

– Что случилось? – Он коснулся ее лба, проверяя, нет ли жара, но кожа была холодной. – Бедняжка, ты неважно выглядишь. – Пол попытался обнять ее, но Анни оттолкнула его.

– Мы не можем заниматься любовью, – сказала она, садясь в постели.

– Конечно, не можем, раз ты так плохо себя чувствуешь.

– Я не об этом. – Анни явно нервничала. – Нам необходимо поговорить.

Пол решил, что Алеку все стало известно. Что ж, будь что будет. Через мгновение Пол узнает, выиграл он или проиграл.

Анни сложила руки лодочкой на коленях.

– Я не могу больше этим заниматься.

– Что случилось? Алек обо всем узнал?

– Нет. Я просто… отвратительна самой себе.

Она вдруг сорвалась с кровати, пробежала по коридору и закрылась в маленькой ванной. Пол услышал, как ее рвало. Он сразу же вспомнил, как Анни запрещала ему пользоваться презервативами, потому что они помешают его наслаждению. Она уверяла его, что ему не о чем беспокоиться, что она пользуется диафрагмой, которая намного надежнее тех методов контрацепции, которыми она пользовалась в колледже. Но насколько надежной была диафрагма?

Когда Анни вернулась в спальню, ее лицо было серым, на лбу выступили капельки пота. Пол все-таки обнял ее, и она заплакала, прижавшись щекой к его груди.

– Ты беременна, – тихонько сказал Пол, гладя ее волосы.

– Нет! – Анни отпрянула от него, ее глаза вспыхнули. – Прошу тебя, Пол, уезжай с косы и никогда больше не возвращайся.

– Я не уеду. Во всяком случае, до тех пор, пока не выясню, что произошло.

– Я прошу тебя! – Анни громко зарыдала. Она умоляла его уехать. Пол услышал на лестнице тяжелые шаги Мэри Пур, схватил Анни за руку, пытаясь успокоить ее. Дверь распахнулась.

Мэри вошла в комнату, и вдруг Пол увидел, что никакая она не старуха. Она выпрямилась во весь свой внушительный рост, синие глаза прожигали его насквозь.

– Убирайся немедленно и прекрати расстраивать ее! – приказала Мэри. Она села на кровать, прижала Анни к себе, и та доверчиво прильнула к ней. – Тихо, Анни. Не плачь, а то тебя снова затошнит. – Мэри взглянула на Пола. – Уходи, – повторила она, но теперь ее голос звучал мягче, добрее, и Пол почувствовал, что вот-вот расплачется сам.

– Неужели я не могу узнать почему?

– Уходи сейчас же, – Мэри говорила твердо.

Анни еще теснее прижалась к Мэри, свернулась калачиком, словно ища защиты. Полу ничего не оставалось, как уйти. Он вернулся в свою квартиру, собрал вещи.

В тот же вечер Пол уехал с Внешней косы, прикрепив записку с адресом и телефоном своих родителей в Филадельфии к двери мастерской Анни.

«…Двенадцать, но ты бы ей дал все двадцать». Значит, Анни все-таки была беременна. По какой еще причине она могла так резко расстаться с ним? Если бы во время интервью Анни прямо сказала, что Лэйси тринадцать, он бы сразу обо всем догадался.

О боже! Пол открыл ящик тумбочки, достал пачку снимков, сделанных фотографом из «Береговой газеты». Он снимал Анни в ее доме. Среди прочих был снимок Лэйси и Клая, который они не стали публиковать. Пол внимательно смотрел на девочку. Она была точной копией Анни. Он должен был увидеть Лэйси снова. Он должен был уловить в ее лице сходство с собой и его сестрами. Он должен был узнать наверняка, и только один человек мог сказать ему правду.

Пол вложил другую кассету в диктофон, нажал на клавишу «пуск» и закрыл глаза, завороженный голосом Анни.

Оливия была тронута стихами Пола. Они напомнили ей стихотворения, которые муж писал ей в прошлом и которые потом вошли в сборник «Сладкое пришествие». Оливия не забыла, как гордилась мужем, когда он читал стихи перед публикой, помнила и ту любовь, которую разжигали в ней рифмованные строчки. Понятно, почему Пол скучает по столице. На Внешней косе немногие сумеют оценить его поэтический талант.

Утром Оливии позвонила ее гинеколог и сообщила, что результаты амниоцентеза нормальные и что у Оливии родится мальчик. Только в этот момент, когда волна облегчения накрыла ее, Оливия поняла, как была напряжена, с какой тревогой ждала результата исследования, опасаясь, что что-то будет не так. Наконец-то она может сосредоточиться только на ребенке.

Она перечитала стихотворение несколько раз, хотя еще при первом чтении поняла, что тот Пол, за которого она выходила замуж, вернулся. Пришла пора сказать ему о ребенке, пришло время принять его обратно, постараться простить его и начать все сначала.

Оливия набрала его номер, но включился автоответчик. Алек упоминал, что вечером состоится заседание комитета. Скорее всего, Пол поехал туда.

– Я люблю тебя, Пол, – сказала Оливия, услышав сигнал. Она положила руку на живот. – Пожалуйста, позвони мне, когда вернешься. Я должна сказать тебе нечто важное.