С точки зрения Анны, это объяснение нельзя было сбрасывать со счетов. Она будет разузнавать дальше, но гораздо осторожнее, – и ни на мгновение нельзя забывать, что остальные заговорщики все еще здесь, живы и, возможно, ищут другого претендента на трон, такого как Деметриос Вататзес.

Анна поежилась. Ее желудок, казалось, скручивался в узлы от страха.

На лечение следующего пациента понадобилось несколько дней. Он жил на побережье в венецианском квартале. В уличной драке возле доков он получил несколько серьезных ножевых ранений. Его семья побоялась приглашать местного христианского лекаря. Они позвали Анастасия, потому что им стало известно о его репутации.

Раненый истекал кровью, и Анне пришлось применить способ, к которому ее отец прибегал только в крайних случаях. Он научился этому в молодости, путешествуя по северу и востоку за Черным морем.

Анна собрала кровь в чистый сосуд и поставила его у очага.

Затем очистила рану и прижимала к ней хлопковую ткань, до тех пор пока кровотечение не прекратилось. На это понадобилось некоторое время. Ожидая, Анна разговаривала с раненым, стараясь его успокоить, давала ему настойку, облегчающую боль.

Когда кровь в сосуде наконец свернулась, Анна взяла ее и аккуратно покрыла ею открытую рану, надежно ее запечатав. Убедившись в том, что кровотечение остановилось, Анна смешала мощные заживляющие и укрепляющие травы, предварительно измельчив их в порошок, добавила к ним размягченное масло и использовала получившуюся мазь для того, чтобы повязка не присохла к ране. Анна оставалась в доме пострадавшего, выходя только для того, чтобы купить еще трав, а потом снова возвращалась и неотрывно сидела у постели больного.

Она слышала вокруг себя мелодичную венецианскую речь и не могла не думать о Джулиано Дандоло. Анна понятия не имела о том, почему он так внезапно уехал, но осознавала, что скучает по нему, хотя его отсутствие было в некотором роде облегчением. Они могли бы стать друзьями, людьми, которые разговаривают о сокровенных мечтах, радостях и горестях и смеются над одними и теми же шутками.

Но Джулиано пробудил в ней нечто такое, чего она никак не могла себе позволить.

Да, хорошо, что Джулиано Дандоло вернулся в Венецию. Как и Ирине Вататзес, Анне нужна была анестезия, чтобы ослабить боль сильной привязанности.

Как только пациент-венецианец достаточно окреп, Анна вернулась, чтобы осмотреть Ирину. Она обнаружила, что нарывы на ее теле заживают. Женщина была уже на ногах. Она была одета в простую, скромную тунику. Когда Анна была у пациентки, к Ирине приходила Елена, но ее не приняли.

– Не хочу принимать Елену Прекрасную, в то время как сама выгляжу будто горгона Медуза, – с иронией призналась Ирина, словно речь шла о чем-то забавном.

Но за этим замечанием скрывалась боль, об этом можно было догадаться по ее глазам и по тому, как напряглись плечи несчастной женщины, когда она отвернулась.

Анна заставила себя улыбнуться.

– Интересно, как выглядела Елена, ради которой мужчины готовы были сжечь город и разрушить цивилизацию? – продолжила Ирина, словно им больше не о чем было поговорить.

– Меня учили, что понятия древних греков о красоте были гораздо глубже, чем просто гармония форм и черт, – ответила Анна. – Нужен еще и интеллект, и воображение, и доброе сердце. Если ты хочешь увидеть красивое лицо, достаточно взглянуть на прекрасную статую. Можно владеть ею единолично. Ее даже кормить не нужно.

Она вдруг подумала, не стала ли нелюбовь Ирины к самой себе причиной того, что Григорий ее отверг? Возможно ли, чтобы ее уверенность в собственном уродстве заставляла и других считать ее дурнушкой? Забыли бы они об этом, если бы она им это позволила?

Анна посмотрела на нее. Ирина двигалась с осторожной неуклюжестью, как и многие женщины ее возраста. Время оставило на ее внешности отпечаток, которого наверняка не было в молодости. Неужели Ирина не позволяет себе увидеть это?

Она одновременно любила и ненавидела Григория. Взгляд, напряженные руки – все это ее выдавало. Ирина считала, что ее невозможно любить, – страстно, с нежностью и отчаянным желанием добиться от нее ответного чувства.

Позже, когда Анна стояла в гостиной и Деметриос рассчитывался с ней за ее травы, она увидела Елену – с затейливо уложенными волосами, в бледной тунике, украшенной золотом. Анна невольно сравнила мать и дочь. Дочь заметно проигрывала.

– Благодарю, – сказала Анна, когда Деметриос отсчитал ей монеты. – Я вернусь через пару дней. Думаю, вашей матери станет лучше. Со временем мы немного изменим лечение.

Она не стала объяснять ему, что беспокоится об Ирине и не хочет давать ей слишком большую дозу наркотических препаратов, чтобы у пациентки не развилась зависимость от неестественного чувства эйфории. Анна намеревалась использовать препараты столько, сколько необходимо Ирине на то, чтобы психологически справиться с возвращением Григория.

– Ничего не меняй! – горячо воскликнул Деметриос. На его лице промелькнула озабоченность. – Это отлично помогает моей матери.

Покинув дом Вататзесов, Анна направилась к следующему пациенту, потом – еще к одному. Было уже поздно. Она устала и решила взобраться на холм – на свое любимое место с видом на море.

Оно привлекло ее тишиной. Ветер и чайки не мешали полету мысли. Анна была еще не готова отвечать на осторожные вопросы Льва о ее душевном состоянии или смотреть, как в глазах Симонис постепенно угасает надежда на то, что однажды им удастся доказать невиновность Юстиниана.

Анна стояла на небольшой ровной площадке на вершине холма, ветер колыхал листья над ее головой. Свет медленно мерк на горизонте. Сгущались сумерки.

Она была раздосадована, когда услышала внизу на тропинке чьи-то шаги. Повернувшись спиной к идущему, Анна стала смотреть на восток, на темный расплывчатый берег Никеи.

Она услышала свое имя. Это был голос Джулиано. Анне понадобилось время, чтобы прийти в себя. Наконец она повернулась и поприветствовала его.

– Ты снова приехал по приказанию дожа? – спросила она.

Джулиано улыбнулся:

– Он так думает. На самом деле я приехал ради того, чтобы посмотреть на этот закат и поговорить с тобой. – Его тон был легкомысленным, но на мгновение в нем промелькнула печальная искренность. – Родной дом кажется иным, когда в него возвращаешься. – Венецианец преодолел последние несколько шагов и остановился рядом с Анной.

– Все стало меньше? – закончила она, стараясь не выдать бурлящие в ее душе эмоции.

Анна была рада, что стоит спиной к свету.

Джулиано посмотрел на нее, и с его лица постепенно ушло странное напряжение. Улыбка стала шире и искренней.

– Но таверны на берегу не изменились. И споры в них тоже. Это словно другой дом.

– Мы, греки, постоянно спорим, – сказала она ему. – Нас не интересуют темы, по которым может быть только одно мнение.