Зоя, пошатываясь, добралась до спальни, поддерживаемая Фомаис.

– Нет! – воскликнула она, когда служанка попыталась уложить ее на кровать. – Меня отравили, глупая! Мне нужно приготовить рвотное. Принеси миску и травы. Живо! Не стой столбом!

Зоя услышала в собственном голосе страх. Комната вращалась и расплывалась у нее перед глазами, становилось все темнее, словно свечи прогорали и гасли одна за другой.

Она подробно объяснила служанке, какой пузырек и какую банку принести. Дрожащими пальцами Зоя зачерпнула крошечной ложечкой порошок и высыпала его в стакан, потом добавила туда два растолченных листка – и выпила все это. Вкус был отвратительный. Женщина знала, что через несколько минут боль усилится и ее будет немилосердно рвать. Но это не продлится долго – вскоре ее желудок будет пуст. К завтрашнему утру она начнет выздоравливать.

Чертов Григорий! Будь он проклят!

Прошло почти две недели, прежде чем она снова с ним увиделась. Это случилось во Влахернском дворце. Там собрались люди, возглавлявшие церковь и государство, старинная кровь и новые деньги. На присутствовавших – как на мужчинах, так и на женщинах – сверкали украшения, достойные королей. Правда, следовало признать, что женщин здесь было очень мало. Зоя знала, что не сможет затмить своими драгоценностями императрицу, посему решила вовсе не надевать украшений, решив подчеркнуть как природную красоту и пропорциональность лица, так и собственную оригинальность. На ней была шелковая, бронзового цвета туника, переливавшаяся разными оттенками при малейшем движении, и золотой шнур в волосах, уложенный в виде короны.

Присутствовавшие обернулись и уставились на Зою, и всеобщий вздох подсказал ей, что она добилась нужного впечатления.

Она сразу же увидела Григория – благодаря своему росту он выделялся из толпы, – но прошел целый час, прежде чем он с ней заговорил. Они оказались наедине – весьма условно, от остальной толпы их отделял ряд выложенных мозаикой колонн. Григорий предложил Зое кусочек медового торта, украшенного миндалем.

– Нет, спасибо, – ответила она, возможно, слишком быстро.

Лицо мужчины расплылось в улыбке. Он никак не прокомментировал ее отказ, но их взгляды на мгновение встретились, и Зоя отчетливо поняла, о чем думает ее собеседник, так же как и он понял, о чем думает она.

Улыбка Григория стала еще шире.

– Ты, как всегда, великолепна, Зоя. На твоем фоне присутствующие женщины выглядят жалко и фальшиво.

– Возможно, того, чего они хотят, можно добиться с помощью богатства, – ответила она, гадая, как он это воспримет.

– Это банально, – сказал Григорий, все еще не отрывая от нее глаз. – И наивно. То, что можно купить за деньги, слишком быстро приедается, ты не находишь?

– То, что может купить один человек, может купить и другой, – кивнула Зоя. – В конце концов это становится вульгарным.

– Но только не месть, – ответил Григорий. – Идеальная месть – это искусство, требующее усилий. Месть никогда не приносит полного удовлетворения, если ее вершить чужими руками, ты согласна?

– О да. Половина удовольствия кроется именно в процессе. Если, конечно, удар достигает цели.

Григорий с интересом уставился на нее.

– Конечно, он должен достичь цели. Но ты меня огорчишь, если скажешь, что думаешь, будто удар должен быть нанесен незамедлительно. Это все равно что выпить залпом изысканное вино, а не смаковать его маленькими глоточками. Ты, моя дорогая, никогда не была любительницей варварских удовольствий.

Значит, он не хотел ее убивать! Пока не хотел. Он собирался сначала поиграть с ней – укол тут, царапина там, – постепенно лишая ее мужества. Для Григория было немаловажно то, что она нанесла оскорбление его гордому роду, осмелилась убить человека одной с ним крови – и даже, если считать Георгия, двух. А это уже объявление войны. Зоя улыбнулась ему в ответ.

– Я византийка, – сказала она. – А значит, одновременно эстетка и дикарка. Что бы я ни делала, я дохожу до конца. И меня удивляет, что приходится напоминать тебе об этом. – Зоя окинула мужчину взглядом снизу вверх. – У тебя проблемы со здоровьем?

– Вовсе нет. И вряд ли скоро появятся. Я моложе тебя.

Она рассмеялась:

– Это так, мой дорогой. Мужчины всегда менее зрелые, чем женщины. Нам приходится с этим смириться. Но я рада, что ты об этом помнишь. Забыть о собственных удовольствиях – это сродни медленной смерти, шаг за шагом, дюйм за дюймом. – Она улыбалась Григорию, глядя на него сияющими глазами. – У меня по-прежнему прекрасная память.

Он не ответил, но она видела, как напряглись желваки на его челюстях. Захочет он это признать или нет, она по-прежнему его возбуждала… Очень жаль, что ему придется умереть.

Григорий сделал шаг в сторону, слегка отстранившись от нее.

Улыбка женщины стала еще шире, в глазах искрилась откровенная насмешка.

– Слишком слабо или слишком сильно? – спросила она негромко.

Щеки Григория покраснели от гнева. Он протянул руку и схватил Зою за предплечье жесткими пальцами. Она не смогла бы вырваться, даже если бы захотела. Память тела вдруг остро напомнила ей о страсти, которая кипела когда-то между ними, и женщину с ног до головы окатила волна жара.

Зоя подняла голову и заглянула Григорию в лицо. Если он не поддастся искушению, она никогда его не простит. Тогда убить его будет легко, она даже не станет сожалеть о нем. Но если Григорий поддастся ее чарам с прежней страстью и пылом, убить его будет самой сложной задачей, которая когда-либо выпадала на ее долю.

Все еще крепко сжимая ее плечо, Григорий вышел из комнаты, потащив Зою за собой. Они оказались в покоях, где было полно кресел и подушек. На мгновение Зое стало страшно. Даже если она закричит, никто сюда не придет. Она не должна позволить Григорию увидеть, как ей страшно.

Но он увидел, он это точно знал, словно учуял запах ее страха. Григорий медленно улыбнулся, а потом и вовсе расхохотался. Это был глубокий, сочный смех, насыщенный звук чистого удовольствия.

Зоя глубоко вдохнула и очень медленно выдохнула. Мгновения тянулись одно за другим.

Наконец Григорий отпустил ее плечо, положил руку ей на грудь и толкнул. Удивленная и немного смущенная, Зоя тяжело упала назад, на подушки, и замерла.

– Боишься, Зоя? – спросил он.

Она все еще не знала, собирается ли он заняться с ней любовью или убить ее. А может, и то и другое? Что бы она сейчас ни сказала, это может стать ошибкой. Чего он ждет?

Она испустила вздох, как будто ей стало скучно.

Григорий разорвал на ней тунику и стал покрывать ее тело поцелуями – жадными, настойчивыми. Он целовал ее снова и снова, как в те далекие дни, когда они любили друг друга. Теперь Зоя была уверена, что он не сможет ее убить, – по крайней мере сегодня. Слишком сильны старые желания, слишком много в них огня.