Завтра решим вопрос с именем. Она прижимается щекой к моей груди, пока моя рука касается ее волос.

Ласково поглаживаю ее. Может быть, это и есть влюбленность: никогда ни в чем не быть уверенным, бояться, пытаться читать по взгляду и испытывать ненасытную потребность друг в друге.

Кажется, я не готов к этому, но похоже, что у меня нет выбора. Невольно львица диктует свой закон: быть без нее – пытка, быть с ней – тоже пытка. Так что просто будь с ней рядом, пусть от этого и будет хреново.

Даже если какие-то моменты и принесут мне наслаждение, по-настоящему я успокоюсь только тогда, когда разорву парня, сделавшего ее такой. И если для этого мне придется урыть всю бейсбольную команду, я это сделаю.

Когда мы с Еленой входим, все уже были в столовой. Парнишка болтает сам с собой, пока его слушают родители. Я не смог объяснить львице, что голодание не разрулит ее проблему, и что один из моих основных принципов выживания – побеждать зло злом; но и без моих слов она последовала за мной.

Елена устраивается напротив меня, а я занимаю место рядом с Чеви.

За едой полным ходом идет разговор. Елена и мать говорят об утреннем приступе, и отец благодарит меня. Не хочу притворяться любезным. В том, что происходит с Еленой, он тоже виноват: что-то происходит с его дочерью у него под носом прямо в школе, и он позволяет ей уйти без объяснений?

– Завтра вы начинаете только в полдень, не так ли? – вдруг спрашивает мать.

Возможно. Плевать мне на уроки. Львица кивнула.

– Отлично, потому что утром вы сможете пройтись по магазинам, чтобы найти себе наряды на День Благодарения, – произносит она.

Я правильно услышал «магазины», «наряды» и «День Благодарения» в одной фразе?

Львица поднимает голову от своей тарелки, так же, как и я, мысленно говоря: «О нет, только не это!». И, кстати, они что, не слышали, как я кричал на их дочь?

Если да, почему делают вид, будто ничего не было?

– Не терпится увидеть вас обоих в шикарной одежде, – добавляет мать с легкой усмешкой.

Бред. Пока я жив – никогда.

– Тиган, я рассчитываю, что ты выберешь Елене наряд по размеру.

Уже представляю ее зад в облегающем платье. Вынужден напрячься и прекратить воображать, чтобы не возбудиться и не напугать ее.

С улыбкой смотрю на львицу.

Чувствую, как она закипает, разве что пар из ушей не идет.

– Елена, я доверяю тебе, присмотри Тигану что-нибудь, кроме его дырявых джинсов.

Что? Нет. Нет. Нет.

Моя улыбка разрывается на мелкие кусочки и отображается прямо на лице львицы.

Вот-вот и пойдет пар. У меня такое чувство, что она собирается одеть меня как пингвина. Я уже носил белую рубашку, когда только приехал сюда, с меня хватит. И потом, эту власть надо мной имеет только Солис. Ловлю взгляд зеленых глаз и понимаю, что Елена не оставит меня в покое, пока не получит свое.

Выбегаю из-за стола, чтобы не убираться, и направляюсь в комнату львицы. Она не закрыла дверь, так что я могу поваляться на ее кровати. Включаю телевизор в ожидании ее появления.

* * *

Толкаю дверь кухни. Мне не нравится этот дом, тут всегда воняет. Отец, мистер Майлерс, курит и пьет. Он сказал, что если я скажу Натали, он сделает со мной то же, что и с Тристаном. Не знаю, что это значит, но я слышу, как Тристан плачет по ночам.

Мать тоже не очень добрая, но все-таки не хуже других.

– Чего ты хочешь? – спрашивает она, когда я подхожу.

Она курит вонючую сигарету. Я бы с удовольствием поел, но не смею слишком много просить.

Я часто бываю голоден, но мне всегда говорят, что нельзя есть между приемами пищи. В детдоме был обед, а здесь его нет. Они говорят, что я слишком много ем и не хотят, чтобы я потолстел.

– О! У меня нет времени, так что говори скорее!

– Э-э… Я… Я бы хотел… позвонить маме… Эм-м, Натали, – говорю я.

Дама смотрит на меня недобро.

– Что? Ты ничего не забыл?

– П… пожалуйста… пож… пожалуйста.

Я опять забыл про это слово. На днях она заставила меня торчать на морозе, потому что я этого не сказал. Тристан издевался надо мной, когда я вернулся домой в рыданиях.

– Почему ты хочешь позвонить ей?

Пытаюсь посмотреть ей в глаза, но не могу.

– Она… она… скучает по мне.

Она смеется и говорит “нет”.

– Брось. У тебя нет причин звонить ей.

Быстро ухожу, чтобы она не заметила, как я плачу.

* * *

Клац!

Пять…

Вздрагиваю каждый раз, когда раздается шум.

Считаю удары, но не знаю зачем.

– Мама ведь тебе говорила, придурок!

Крепко зажмуриваю глаза и затыкаю уши, но все равно слышу, как кричит Тристан, когда шлепает ремень.

– Нет! Я не хотел, папа! Перестань.

– ЗАТКНИСЬ.

Я тоже плачу. Я хочу уехать отсюда, но они закрывают дверь на ключ, поэтому я больше не могу позвонить Натали. На днях я слышал, как мать Тристана говорила по телефону и сказала Натали, что я не хочу с ней разговаривать, потому что слишком занят игрой. Это неправда. Я здесь не играю.

Клац!

Шесть…

– Ай! Папа…

– Заткнись, я сказал!

Громкий голос отца пугает меня. Почему Натали оставила меня здесь? Она уверяла, что так будет лучше, чем в детском доме… Почему она ни разу не пришла ко мне? Она не любит меня?

Клац!

Семь…

Я свернулся клубочком рядом с кроватью. Мне холодно и хочется есть. Вечером нас вообще не кормили. Тогда Тристан пошел на кухню, вернулся с пирожными и съел все у меня на глазах, не дав мне ничего. У меня болит живот, а нос заложило. Он сказал, что я умру. Я ответил, что его отец побьет его за пирожные. Я даже и не предполагал, что так сильно. Хочу, чтобы все это прекратилось.

Клац!

Восемь…

Он кричит еще громче, я плачу. Отец никогда так не поступал со мной, но меня это так пугает, что я всегда слушаюсь. Тристан никогда не слушает.

– Марш в комнату!

Клац!