– Горящим?

– Уничтоженным. – Рамзи попытался стереть пятно сажи с ее щеки, но лишь размазал его.

Сесилия прижалась щекой к его ладони.

– Что же тебя уничтожило? – спросила она.

– Ты, – пробормотал Рамзи. – Ты уничтожила меня, Сесилия, разрушила меня прежнего. Ты лишила меня всего того, что прогнило и загноилось, и теперь я понятия не имею, кто я, собственно, такой.

– Мне очень жаль, – прошептала она и опустила ресницы, чтобы скрыть подступившие к глазам слезы.

– Нет, я ничего не имею против. Уже не имею. Вот только… Теперь мне нужна твоя помощь, чтобы опять собрать себя в единое целое.

Сесилия молчала, и Рамзи продолжил:

– Наш мир всегда был для меня безжизненным и серым, пустым и бессмысленным, как мое имя. Но потом я встретил тебя, и в мире появились краски. – Он взял ее лицо в ладони, взял очень осторожно, словно величайшую драгоценность. – Ты наполнила меня до краев, Сесилия. Когда мы вместе, я забываю об одиночестве. А без тебя я не вижу смысла ни в чем.

Рамзи тронул губами ее лоб, глаза, нос, скулы, уголки рта.

– Я пытался справиться с собой, говорил себе, что ты – моя слабость, уязвимое место. Но нет. Ты делаешь меня стократ сильнее, Сесилия. Ты даешь мне жизнь. Ты даешь мне цель, которая лучше и благороднее любых амбиций. Благодаря тебе я узнал, что означает слово «семья». Я хочу создать семью с тобой.

Рамзи слизнул кончиком языка катившуюся по ее грязной щеке слезу. Сесилия хихикнула, но ее лицо сразу стало серьезным, а сердце Рамзи пропустило удар.

– Я тоже этого хочу, – прошептала она. – Хочу больше всего на свете. Но Рамзи, ничего ведь не изменилось.

Он нахмурился.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я знаю, что заведение Генриетты догорает, но я намерена отстроить его заново.

– Мне все равно, – заявил Рамзи. – Если захочешь, я помогу тебе укладывать кирпичи.

Глаза Сесилии стали круглыми, как блюдца.

– Но ты же говорил…

– Я знаю, что говорил. Но я был неправ. Понимаешь, слишком много лет я стремился к неверным идеалам, уважал не тех людей. Все это ерунда, Сесилия.

– Но как же твое положение?

– Без тебя я буду безымянным нищим. Я имел в виду в точности то, что сказал тебе в шотландском домике. Когда‑то живя там, я был никому не нужным одиноким ребенком. Но именно там я обрел счастье, потому что на сей раз со мной была ты, Сесилия. Ты – мое счастье. У меня есть вы с Фебой, и больше никто мне не нужен. Если ты будешь думать обо мне хорошо, значит, я сумел достичь совершенства, к которому всегда стремился.

Улыбка Сесилии была ярче пламени пожара, она затмевала даже солнце на небосводе.

– Судя по всему, милорд судья высокого суда, вы изменили свое мнение насчет любви? Или я вас неправильно расслышала?

Рамзи помотал головой.

– Нет, ты все расслышала правильно. Я люблю тебя, Сесилия Тиг, и бесконечно сожалею обо всех несправедливых словах, которые раньше тебе наговорил. Клянусь, ты больше никогда не услышишь от меня ни одного грубого слова. И я вырву язык всякому, кто рискнет отозваться о тебе неуважительно.

Сесилия приподнялась на цыпочки и прижалась к его губам в страстном поцелуе. Этот поцелуй был достаточно неряшливым, имел вкус соли и сажи, но еще и бесконечного счастья.

Тело Рамзи отреагировало незамедлительно и вполне предсказуемо, и ему пришлось отстранить от себя любимую женщину, чтобы не овладеть ею на глазах у лондонских пожарных и половины личного состава Скотленд‑Ярда.

– А я‑то думала, что это твой брат – дикарь, – прошептала она с озорной улыбкой.

– Так и есть, – буркнул Рамзи. Хотя он и отстранил от себя Сесилию, но продолжал держать ее за плечи, не мог заставить себя ее отпустить. – Я не… Обычно я так себя не веду… Я никогда… – Ему удалось наконец разжать пальцы, но тут же запустил их в ее волосы. – Поверь, я никогда не терял контроль до такой степени, Сесилия. И никогда не испытывал такого страха и ярости, как в тот момент, когда вернулся в домик и понял, что тебя увезли. Чандлер был прав. Я внезапно превратился в мясника и не жалею об этом. Я сожгу дотла весь город, если ты меня попросишь.

Сесилия потянулась к нему и провела ладонью по его испачканной сажей груди.

– Как это не похоже на Викария Порока, – сказала она с улыбкой.

Рамзи снова помотал головой, ноздри его раздувались, а кулаки крепко сжались.

– Я не он, поверь мне, – заявил Рамзи. – Я ведь больше не знаю, кто я такой. – Он прижал к сердцу ее руки. Теперь его сердце билось только для нее. – Так ты дашь мне ответ, девочка?

Сесилия изобразила удивление.

– Ответить тебе? Но ты, по‑моему, не задал никакого вопроса.

Рамзи шумно выдохнул.

– Ты будешь моей, Сесилия? Ты будешь любить меня? Ты сможешь меня любить после всего, что произошло?

– Конечно, смогу, глупый шотландец. – Сесилия снова прижалась к нему. – Я уже тебя люблю.

– Тогда почему ты мне об этом не сказала?

– Я слишком далека от совершенства, – пробормотала она. – Я не хотела, чтобы ты возненавидел меня за то, что я прошу тебя принять меня, несмотря на твои принципы.

– Я всегда приму тебя, – заявил Рамзи. – Приму, потому что люблю.

Он нежно обнял любимую, привлек к себе и уткнулся лицом в ее волосы, пропахшие дымом.

– А я люблю тебя, – прошептала Сесилия, чувствуя, как под ее губами бьется его сердце.

Рядом с ними внезапно остановился экипаж с его гербом. Кучер спрыгнул на землю и распахнул перед ними дверцу.

– Прошу вас, милорд судья высокого суда, – почтительно сказал он.

– Поедем домой? – спросил Рамзи.

– А где это?

– Там, где ты, – улыбнулся он.

Домом оказалось обширный особняк в Вест‑Энде, который назывался Ратерлей‑Пойнт.

Из окна экипажа Сесилия не могла оценить его размеры, но фронтоны из красного камня и большие французские окна приятно впечатляли.

Рамзи сказал ей, что Феба и Жан‑Ив ждут внутри, поэтому Сесилия, подобрав грязные юбки, с максимальной скоростью побежала к входной двери.

Дверь распахнулась, и она громко позвала девочку.

Феба появилась на верхней площадке величественной лестницы с перилами из белого мрамора.

– Сесилия! – воскликнула девочка и побежала вниз. С третьей ступеньки она прыгнула в объятия Сесилии. – Я так боялась за тебя. Я боялась, но знала, что ты меня не бросишь и обязательно вернешься.

Онемев от переполнявших эмоций, Сесилия какое‑то время не могла произнести ни слова – только прижимала к себе девочку, гладила ее по волосам и изо всех сил старалась не расплакаться.