Пирса это нисколько не волновало. Он равнодушно взирал вниз на берег Малибу и на дорогие дома из белого кирпича. Солнце стояло достаточно высоко, чтобы убедить нас в том, что до наступления ночи еще очень далеко. На самом деле это лишь казалось. Ночь была не за горами.

И это создавало для нас серьезную проблему.

Он сделает это ночью, подумала я. Именно ночью он убьет их всех. Для этого у него есть масса причин: никто не увидит его, на улице не будет ни души. Он может каким-то образом проникнуть на склад, минуя рейнджеров, и сделать это ночью, в дремучем лесу. Символично. Практично. Ночь это его главное преимущество.

А к этому обстоятельству можно добавить терпкий лимонный запах в помещении склада.

Он ушел оттуда сегодня утром. Рано утром. Задолго до того, как в конторах склада появились первые люди. А до этого он провел там всю ночь и поднялся только на рассвете. И ушел до того, как туда прибыл владелец. Предварительно он вымыл пол, чтобы неприятный запах не привлек внимания посторонних, но сделал это впопыхах, потому что спешил.

Он ушел этим утром. Точнее, уехал на какой-то большой машине, в которую могли поместиться шесть человек. Шесть накачанных наркотиками или связанных человек. А машина должна быть такой, в которую нельзя заглянуть с улицы. Только не мини-вэн, в котором слишком много окон. Это должен быть достаточно большой фургон с цельным, без окон, корпусом. Такие обычно используют для грузовых перевозок. Может, это служебный автомобиль? Или самый обыкновенный фузовик?

Вертолет коснулся площадки в парке под названием Лео-Карилльо. Сегодня пятница. Сюда только что приехали отдыхающие с детьми на заднем сиденье, большими свернутыми спальными мешками, портативным холодильником и игрушками для пляжа. Мальчик увидел наш вертолет и громко закричал матери, показывая на него рукой.

Как только мы вышли из вертолета, я сразу же повернулась к Пирсу.

— Он намерен сделать это сегодня ночью, — сказала я.

— Да? И что?

— А то, что это все бессмысленно. Мы сейчас находимся не очень далеко от его склада, правда?

— Примерно двадцать или тридцать миль. Это около сорока пяти минут через горы при нормальном движении.

Я посмотрела на лес. Он выглядел каким-то странным. Здесь все было как-то не так.

— Не думаю, что мы на правильном пути.

— Кимберли сказала, что самый дремучий лес распложен здесь, за парком Лео-Карилльо. У нас есть парни, которые проверят все вокруг. Они приедут сюда на джипах. — Он пристально посмотрел на меня. — Да ладно вам, Ромилия, мы все равно должны все проверить.

— Давайте еще раз все обдумаем, — предложила я и остановилась, пытаясь собраться с мыслями и сбросить с себя какое-то наваждение. — Он собирается сделать это ночью. Если он хотел сделать это здесь, то должен был покинуть свой склад вчера вечером и все закончил бы прошлой ночью.

— Может быть, именно так он и сделал. Вполне возможно, что он действительно все сделал, как планировал, и сейчас здесь остались только тела его жертв. — Он показал рукой на горы. — Но мы все равно должны все проверить и убедиться в этом. Может, он еще здесь.

— Нет, сэр, этот лимонный запах был слишком свежий. А пол еще не успел высохнуть. Он уехал с территории склада незадолго до того, как там появились мы. — Я посмотрела в сторону пляжа. — Мне кажется, он крутит баранку.

— Что?

— Ему нужен этот день для того, чтобы увезти своих жертв подальше от этого места. — Я снова посмотрела на горы. — Посмотрите туда. Я что-то не вижу здесь густого дремучего леса. Это фактически пустыня, а ему нужен лес.

— К чему вы клоните, детектив?

— Его здесь нет.

Пирс повернулся и подошел ко мне нетерпеливой походкой и с нескрываемым раздражением на лице. Мне часто приходилось сталкиваться с этим у других мужчин. Они напали на след, приняли какое-то определенное решение и после этого никак не могут остановиться, подумать и по-другому посмотреть на вещи. Но Пирс попытался это сделать.

— А где же он может быть в таком случае?

— Сколько национальных парков находится в Калифорнии?

Он громко захохотал:

— Слишком много.

— А сколько их с большим количеством деревьев? Здесь самая настоящая пустыня, голое место. Разве здесь нет парков с огромными старыми деревьями? Как их там называют, красное дерево?

— Да, красное дерево. Секвойя.

— Разве их нет здесь, в Калифорнии?

— Есть, Ромилия, есть.

Он согласился со мной, позвонил в офис и сказал, чтобы они навели справки относительно всех старых парков, в которых могут произрастать «красные деревья». Агент на другом конце провода сначала его даже не понял.

— Повторите, сэр, — попросил он.

Пирс терпеливо объяснил ему:

— Лес из красного дерева. Вокруг Сан-Франциско и Йосемита. — Он выключил рацию и поднял обе руки вверх в знак того, что все сделал правильно.

— Благодарю вас, — сказала я.

И все же меня не покидало чувство беспокойства. Что же это, черт возьми? Вертолет стоял на прежнем месте. Я направилась к нему, чтобы взять сумку и еще раз пролистать «Ад», просмотреть свои старые записи или проверить бесценный файл Текуна Умана. Там же находился список кредитных карточек и их номера. Я хотела выбросить их за ненадобностью, но потом решила оставить до тех пор, пока не закончится расследование этого дела. А кто знает, когда это произойдет? Когда наконец закончится весь этот кошмар? Не исключено, что я буду заниматься этим делом еще целый год, а то и два. Конечно, я могла бы возить с собой весь этот архив в какой-нибудь картонной коробке из-под виски, а потом сдать в пункт переработки макулатуры. Я могу возить его с собой рядом с Серхио, когда мы ездим на футбольный матч. А когда он играет с другими детьми во дворе, я могла бы снова и снова перечитывать эти бумаги, а потом смотреть куда-то вдаль, вспоминать свою сестру и проклинать все на свете, проклинать прежде всего тебя, черт побери. Тебя, который смотрит на меня с фотографии и стоит рядом со своей любимой тетушкой. Возможно, она была единственным человеком в мире, которому ты мог полностью доверять и которая сделала все возможное, чтобы ты больше никогда в жизни не нуждался в деньгах. Сейчас ты намного богаче, чем твой папаша-садист, исковеркавший всю твою жизнь. Ты можешь колесить по всему миру. Мне показалось, что эта фотография могла бы при определенных обстоятельствах вызвать у меня некоторые симпатии. Мне могла бы понравиться его улыбка, его твердая рука, на которую с такой благодарностью опирается его тетя, и его крепкое плечо, к которому она прильнула головой. Но сейчас в моей душе не осталось места для каких бы то ни было симпатий, поскольку я хорошо знаю, какой именно выбор он сделал в своей жизни. И пусть во всем виноваты его отец-садист и его сестра-самоубийца, а также его тетя за то, что умерла слишком рано, бросив его на произвол судьбы. Да пошел он… Я все равно достану его.