— Ну что же, я пойду. — Девушка поднялась.

— Прости меня.

— Тебя? За что?! Ни в чем ты передо мной не виноват. Это я сама…

Она резко повернулась и быстро пошла, почти побежала к выходу. Андрей посидел еще немного на месте и пошел в зал. Он запомнил, что в тот вечер ему не работалось. Но особых переживаний не было. Честно говоря, за полтора года, которые Лариса была во Франции, он ее даже и не вспоминал почти. Так, иногда разве. Не сравнить с Костюк, которую не отпускала память Андрея Ивановича и теперь, спустя три года…

Даже перебравшись на ветку, конечной станцией на которой было «Глухино», Андрей Иванович продолжал вспоминать последний разговор с Ларисой: «А может быть, стоило тогда все бросить и… Ведь только женился, еще и не завяз совсем. Но в том-то и дело, что только женился. Жена, семья и все такое… Даже слово дал не изменять Ирке никогда! А вот Куприянов, я смотрю, такого слова не давал. А Лариса? Как там ее? Вязинина! Ну что же — выходит, не любил. И при встрече ни на секунду не усомнился, что не надо ничего менять. Она мне теперь приветы передает. Может быть, до сих пор любит?» Мирошкину эта мысль была приятна. Он сложил руки на груди, закрыл глаза и начал вспоминать Ларису, представлять себе, как она его до сих пор любит. «Все по-дурацки получилось. Мне нравились две чем-то похожие полоумные девственницы — Костюк и эта Вязинина. Костюк сходила с ума по человеку, который ее и не замечал вовсе. Или замечал, но не мог решиться изменить жене, и Настя в отчаянии легла под меня. Интересно, а я в ее глазах такой же еб… рь и сволочь, как тот серб, который освободил Ларису от девственности? Все-таки странно — ничем они друг на друга не похожи — разная внешность, уровень интеллекта, жизненные установки — а все равно одинаковые. Неудивительно: патология какая-то — с такой внешностью столько лет жить без любви. Вернее — жить безответной любовью… И без секса! Одна бросила меня, другую отверг я. Выходит, мы в расчете с засидевшимися в девках красавицами. А все-таки любопытно, если бы Лариса решилась на что-нибудь пораньше, до того как я встретился с Настей, что бы у нас получилось?»

И сладостные картины начали заполнять воображение Андрея Ивановича. Постепенно представлявшаяся ему женщина стала обрастать чертами Костюк. «Интересно, — думал Мирошкин, — как она мне тогда не понравилась при последней встрече, а сейчас ничего — вижу ее той, летней, в коротких платьицах. Златовлаской. Сейчас, наверное, волосы тоже обрезала, как Лариса. Эта почему-то вспоминается не столь красивой. Да что у меня и было-то с Ларисой, чтобы ее так вспоминать?!» Представлять себя в обществе голого гибрида Костюк — Вязининой было увлекательно. Наверное, Андрей Иванович даже задремал — по крайней мере как проехал пять остановок, он не помнил…

Из страны грез его вывел звон разбитого стекла. Андрей Иванович открыл глаза и увидел — стоявшие перед ним люди почему-то расступились, образовав между сиденьями пустую площадку. Некоторые из них стягивали с себя куртки и что-то вытряхивали, один мужчина аккуратно выбирал нечто в своих волосах, тоже самое делала женщина с волосами стоявшего рядом с ней мальчика. Казалось, люди решили поиграть в обезьян и поискать на себе насекомых. Однако забавным это не казалось, особенно учитывая вид одной из дам — из-под волос по ее лицу текла капля крови. Сиденье напротив Мирошкина пустовало, но его коричневый дерматин и пространство пола перед ним были усыпаны битыми стеклами. В вагон врывался сильный холодный ветер из окна, прежде защищенного стеклом с привычной надписью: «Места для инвалидов, лиц пожилого возраста и пассажиров с детьми». Откуда-то сбоку Андрей Иванович услышал, как невидимый за сгрудившимися пассажирами мужчина волевым голосом, видно гордясь выпавшей ему миссией, рапортовал по связи «пассажир-машинист»: «Стекло в вагоне разбилось. Да, видно, опять камнем бросили». За окнами вагона замелькали светлые стены станции. «Одной остановки не доехал», — с досадой подумал Мирошкин. Весь поезд высадили.

— Седьмой случай за последние три месяца, — слушал Андрей Иванович пояснения, которые давал стоявшей рядом с ним женщине какой-то словоохотливый старичок. — В Москве сколько таких открытых перегонов между станциями? Четыре? Пять? Больше? Не знаете? Вот нашему и не повезло. Говорят, какие-то мальчишки балуются — набирают камней и закидывают окна вагонов. Вон сколько в этот раз набили!

Мирошкин вслед за старичком и его слушательницей обратил внимание на пустой поезд, который, набирая скорость, уходил в тоннель. Действительно, окно в их вагоне было не единственным разбитым — Андрей Иванович успел насчитать еще два.

— А говорят — это какой-то сумасшедший! — к разговору подключился мужчина, продолжавший выбирать из своих подернутых сединой кудрявых волос стеклышки. Его внимание, как и внимание всех окружающих, после ухода состава было обращено на сидевшую на скамейке женщину с окровавленной головой, возле которой суетились медсестра и милиционер. — Две недели назад такой же случай был на выезде в сторону «Выхино». Поезд вышел из тоннеля на открытый участок, а одному мужику показалось, что вокруг война, орудия стреляют и всякое такое. Он вытащил из сумки молоток — вот с чем по метро ездят — и давай бить стекла. «МК» писал — расколотил несколько дверных, пару боковых. Еле скрутили.

— Так ведь скрутили же… — решил постоять за свою версию старичок.

— И что? Сейчас осень — у этих обострение. Плюс экономический кризис их провоцирует. Один — на «Выхино», другой у нас.

— Да ладно! Как бы один человек успел в проносящемся мимо поезде столько окон разбить?! Это мальчишки. И не только в Москве. В Подмосковье тоже. В электрички камнями кидаются. Совсем озверели люди.

Свое слово решила сказать и дама, слушавшая старичка, — пережитое сроднило людей, сделало общительнее:

— Правда, правда — мальчишки. Вы только посмотрите, что они творят — лишь бы покидаться. Заметили, новая забава — пускают монетки вдоль поручней эскалатора?

— Ну, это естественно — деноминация. Меди стало много. Как эти говорили: «Возвращается копейка!» А теперь куда эти копейки после августа?

Эта фраза, сказанная старичком, заставила споривших замолчать — каждый задумался о своем. Подали новый состав, пассажиры прекратили беседу и устремились к и без того полным вагонам. «Вдохнули», — с азартом обратился к проезжающим кудрявый седовласый. Андрея Ивановича, пробившегося в середину, сдавили со всех сторон. «Не последний поезд», — капризно, ни к кому специально не обращаясь, но нарочито громко проговорил женский голос позади Мирошкина. На станции остались немногие, в том числе дама с перевязанной головой, которая, несмотря на сильные порезы, отказалась от госпитализации, решив все-таки доехать последнюю остановку, отделявшую ее от дома. «Впереди выходные, — подумал, равнодушно глядя на нее, Андрей Иванович, — оклемается». Его начало беспокоить неприятное ощущение, возникшее в желудке еще на платформе, — как видно, пережитый стресс вновь активизировал там некие процессы. «Неужели пицца с грибами? Вряд ли — полтора часа еще не прошло — не переварилась. И чего мне в библиотеке было в туалет по-человечески не сходить, раз уж все равно в кабинке закрывался?.. Да ничего не будет — ехать осталось минут пять, потом идти минут десять, меня еще в школе пронесло — ничего там не осталось. Пара рюмок водки и бутерброд не в счет. Водка! Ну, конечно! Меня же с водки слабит. Ну, ладно, доеду. Все будет хорошо. Ой!» — Мирошкин ощутил, что внутренние процессы начали принимать опасный характер. В голову полезли всякие мысли. Вспомнилось, как однажды он ехал на свидание с Иркой — будущей женой, — и вот также началась в желудке карусель. В результате он тогда выскочил из вагона совершенно побелевший, потный и промчался с выпученными глазами к выходу мимо ожидавшей его девушки, крикнув ей что-то нечленораздельное. Она устремилась за ним. Молодые люди взбежали по эскалатору за какие-нибудь пару минут. Где же это было? На «Тульской»? А чего они собирались делать на «Тульской»? Бог его знает. Только, выскочив из-под земли, Андрей обнаружил, что никаких туалетов вокруг нет, и бросился к вагончикам — там что-то строили, что-то большое, какой-то офисный центр. У крыльца одного из вагончиков он и навалил кучу, а Ирка стояла, повернувшись к нему лицом, и, расстегнув свою «Чебурашку» (шубу из искусственного меха), закрывала беззащитного Мирошкина от возможных прохожих. Ах, как они смеялись потом, когда все кончилось, особенно увидев, что буквально через минуту после того, как Андрей «вспорхнул» со своего места, из вагончика вышел какой-то человек и закурил! Это был прекрасный вечер! Андрей тогда шутил, что, как честный человек, он теперь обязан жениться…