Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие военные сами хотели заниматься контрразведкой; так, командир 98‐й пешей Орловской дружины полковник Макаров задерживал многих агентов КРО, отбирал документы и всячески мешал их работе, вскрывая секретные пакеты, предназначенные на имя начальника РО штаба 12‐й армии[900]. По-своему полковник Макаров тоже пытался бороться со шпионажем, подозревая всех и каждого.
И все же в некоторых регионах страны работа жандармско-полицейских и контрразведывательных структур по противодействию шпионажу была налажена и эффективно работала. К таким приятным исключениям относился Дальний Восток. Еще в феврале 1914 г. военный губернатор Приморской области М. М. Манакин потребовал от всех спецслужб региона выполнять в срочном и секретном порядке жандармские донесения и запросы по контрразведке[901]. Это привело к расстановке приоритетов еще до начала войны и слаженной работе впоследствии. Однако пример Приморья так и остался редким исключением из правил, результатом личной воли руководителя региона и предельной отдаленности его от театра военных действий и министерских интриг.
Не менее важным направлением работы жандармерии в прифронтовой полосе была борьба с агитацией в войсках. Кроме революционеров к ней присоединились еще и агенты противника, расшатывавшие боевой дух солдат. 22 октября 1914 г. департамент полиции опубликовал секретный циркуляр № 176987 о борьбе с антивоенной пропагандой среди нижних чинов запасных батальонов и ополченских частей, ведомой евреями на немецкие деньги[902]. Через три дня вышел секретный циркуляр № 177026, в котором говорилось, что по «агентурным данным германское правительство предложило будто бы русским революционным партиям три миллиона рублей на ведение революционной агитации в наших войсках и этим путем вызвать бунты; причем агитаторы должны якобы внушить нижним чинам, что их семьи правительством оставлены на произвол судьбы, тогда как семьи офицеров обеспечены вполне»[903].
3 октября 1914 г. начальник Петроградского охранного отделения генерал Попов сообщал дворцовому коменданту В. Н. Воейкову, что революционная среда решила путем агитации революционных идей среди армии и эвакуированных из нее раненых подготовить войска к замышляемому после войны перевороту. Это проходило под флагом патриотического порыва, лазареты и штабы армий снабжались книгами, брошюрами политически неблагонадежного содержания для чтения нижними чинами. Попов писал: «При Императорском вольно-экономическом обществе, искони являвшемся очагом объединения революционных элементов столицы, в настоящее время сгруппировались интеллигентные работники из партии социалистов-революционеров и социал-демократов, образовавшие там как бы две комиссии: лазаретную и библиотечную… Личный состав библиотечной комиссии при Вольно-экономическом обществе исключительно партийный, состоящий из лиц, давно известных отделению (охранному. – В. Х.-Г.), например член Государственный думы Керенский… Эти лица, учредив как бы свою цензуру, пропускают в лазаретные библиотеки издания хотя и разрешенные, но специфически тенденциозного направления, подстрекающие к умалению правительственного престижа и подчеркивающие его недостатки. Книги иного направления, за исключением, конечно, классиков, задерживаются; так, из массы книг, пожертвованных Святейшим Синодом, были отправлены только Евангелия, другие же книги не посланы, равно как не были посланы книги, пожертвованные правым изданием „Свет“»[904].
При этом Попов отмечал, что некоторые социал-демократы по поручению ЦК также готовят для отправки книги на фронт. Известный Петроградскому охранному отделению своей противоправительственной деятельностью социал-демократ А. Е. Аксельрод с 29 сентября по 1 октября на свободную квартиру в доме № 12 по 10-й Рождественской улице свез около 500 пудов (более 8 тонн) книг партийной литературы[905]. Различные оппозиционно настроенные личности зачастую пытались выйти на произвольные нижние чины и завязать с ними переписку об особенностях службы и быта в частях. Такие случаи вызывали большое подозрение у руководства сыска и требовали проведения подробной агентурной разработки[906]. Жандармы понимали необходимость восстановления военной агентуры. Начальник КРО ГУГШ В. А. Ерандаков одним из первых заинтересовался вопросом. Он хотел найти лазейки в циркуляре об отмене войсковой агентуры, с этой целью 10 января 1915 г. запросил его текст у департамента полиции[907].
Но самой серьезной сложностью в работе жандармерии с началом войны стал призыв секретной агентуры на фронт. Начальник Кронштадтского ЖУ полковник В. В. Тржецяк писал 29 июля 1914 г.: «С объявлением войны и с мобилизацией флота многие из числа сотрудников и осведомителей, обслуживавших вверенный мне морской район, приняты на действительную военную службу, чем значительно ослаблена осведомленность района. Ввиду сего… испрашиваю разрешения Вашего Превосходительства в изъятие правил, изложенных в циркуляре 13 марта 1913 года за № 111346, разрешить мне на время военных действий продолжать сношения с подобными лицами»[908]. На данный запрос 26 августа был получен резко отрицательный ответ Джунковского[909], который был совершенно непоколебим в своей борьбе с секретной агентурой.
Подводя итог первому году мировой войны (июль 1914 г. – июль 1915 г.) для жандармерии, можно сказать, что он проходил под знаком политики Джунковского. После провала в Государственной думе законопроекта о реформе полиции, а также под давлением огромного количества новых проблем, связанных с войной и волнениями внутри страны (в Баку в 1914 г., в Москве в 1915 г.), Владимир Федорович прекратил реформирование политического сыска. Если до декабря 1914 г. он во всем последовательно поддерживал армейское руководство (отмена военной агентуры, соглашение о разделении полномочий между ГЖУ и КРО, массовые «поставки» жандармов по первому требованию в действующую армию), то с конца 1914 г. он начал оказывать настойчивое противодействие военным в их попытках поставить жандармерию под контроль контрразведки. Одновременно он не пытался в корне решить проблему кадрового голода, до предела обострившуюся к осени 1915 г., ограничиваясь лишь полумерами, чем подорвал реальную способность жандармерии противостоять политическим врагам режима и принимать меры к предотвращению надвигавшейся революции. Война вовлекла политический сыск в затяжной конфликт с армией, избежать которого было практически невозможно в силу отсутствия единой четкой системы работы и взаимодействия жандармской полиции и военной контрразведки.