Вот как деятельность Леонтовича оценил начальник РО штаба главкома фронта полковник П. А. Базаров: «Прибыв к сему штабу 1 января 1915 года, подполковник Леонтович в кратчайший срок сформировал личный и наблюдательный состав контрразведывательного отделения, объединил работу по контрразведке на всей территории фронта и умелым, энергичным и настойчивым ее руководством поставил таковую на прочную основу. Опыт, энергия и знание дела розыска подполковника Леонтовича дали возможность разработки и ликвидации наиболее серьезных и обширных шпионских организаций противника, причем розыск, руководимый названным штаб-офицером, дал во всех случаях положительные результаты»[857]. Особенно показательна последняя фраза, свидетельствующая о том, что расследования Леонтовича не страдали доказательностью, если среди привлеченных им к дознанию никто не был оправдан.

Интересна характеристика другого, с точки зрения военных, «положительного» жандарма – начальника КРО штаба 6‐й армии подполковника М. М. Федорова, которому Бонч-Бруевич давал высокую оценку. Другие его начальники, кроме прочего, отмечали: «В своей деятельности руководствуется преимущественно желанием угодить начальству, а не принципиальными соображениями… По-видимому, более склонен к «действиям», т. е. фактическим обследованиям, обыскам, арестам и т. под., а не к канцелярии»[858]. Таким образом, угодливость начальству и склонность не столько к ведению следствия, сколько к ликвидациям также являлись отличительными чертами подходившего для военной контрразведки жандарма. Интересна оценка Федорова, данная жандармским подполковником В. В. Владимировым, постоянно занимавшимся с ним шпионскими расследованиями в Прибалтике: «Тупой, надутый, с большим самомнением, толстяк, но хитрый и подыгрывающийся начальству»[859].

Так же высокую оценку военных получил ротмистр С. В. Муев, возглавлявший печально известную своими необоснованными репрессивными действиями контрразведку штаба 2‐й армии[860].

В данной связи имеет смысл также ознакомиться с отрицательными характеристиками. Например, начальник штаба 7‐й армии генерал-лейтенант Н. П. Стремоухов так аттестовал своего начальника КРО подполковника В. М. Якубова: «Обращает несоразмерно большое внимание на письменную часть, что свидетельствует о неправильном направлении, данном работе отделения, к своему делу прилагает много усердия, но специальными качествами, необходимыми для него, судя по незначительности результатов его деятельности за годовой срок заведывания отделением, он, по-видимому, не обладает. Полагаю, что подполковник Якубов, как честный, деятельный и усердный офицер, мог бы быть полезен на других должностях, но к порученному делу мало способен»[861]. При этом генерал-майор В. А. Соковнин, начальник Якубова в мирное время, отмечал: «В высшей степени корректный, дисциплинированный, служебным тактом обладает в полной мере. Работает по своей должности начальника контрразведывательного отделения с полным рвением и усердием. Порученное ему дело знает, ведет его умело и достаточно настойчиво, достигая нередко положительных результатов»[862]. Таким образом, в военное время требовались не отдельные положительные результаты при дотошном ведении расследования, а значительное количество обвиненных в шпионаже, что совершенно не предполагало излишнего педантизма в делопроизводстве.

При исследовании отчетов становится ясно, что многие жандармы, оказавшись в подчинении военных, ради карьерных успехов стали пренебрегать характерной для корпуса педантичностью в ведении дел. Не пошедшие по этому пути имели значительные проблемы с начальством. Массового изгнания жандармов из КРО так и не произошло – военные ограничились частными переменами. Однако другая инициатива Бонч-Бруевича – составление нового Положения о контрразведке – была осуществлена.

20 февраля 1915 г. генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего Ю. Н. Данилов писал генерал-квартирмейстеру М. Н. Леонтьеву: «С началом войны, по сформировании контрразведывательных отделений при штабах армий, прекратилась та связь, которая существовала между всеми контрразведывательными органами, и деятельность их как бы раскололась в соответствии с разделением территории на район действующей армии и на местность, не входящую в состав театра военных действий… Прошу Ваше Превосходительство не отказать наметить проект тех мероприятий, которые желательно было бы провести для объединения контрразведывательных органов на театре военных действий с таковыми же органами в местности, не входящей в район действующей армии, и с центральными контрразведывательными отделениями»[863]. 3 марта начальник штаба Ставки Янушкевич обратился с аналогичным письмом к главе ГУГШ Беляеву[864]. Вероятно, только получив распоряжение Беляева, 10 марта Леонтьев отчитался Данилову о начале работ в данном направлении[865]. А уже в начале апреля Ставка направила генерала Бонч-Бруевича в командировку по штабам фронтов и армий, чтобы выяснить мнение военного руководства о методах объединения работы КРО на театре военных действий и в тылу[866].

По окончании работ им было составлено «Наставление по контрразведке в военное время», в разработке которого принимали участие начальник Центрального КРО ГУГШ жандармский полковник Ерандаков, следователь по особо важным делам Ставки В. Г. Орлов и начальник отделения управления генерал-квартирмейстера при главковерхе П. Л. Ассанович[867]. Работа велась, можно сказать, тайно, и руководство МВД к ней не пригласили.

Зная нелюбовь Бонч-Бруевича к синим мундирам, руководство жандармерии забило тревогу. 20 апреля 1915 г. начальник Холмского ГЖУ полковник Мадатов направил совершенно секретный доклад в департамент полиции, в котором писал, что разведывательным отделением штаба Юго-Западного фронта спешно разрабатывается новое Положение о КРО при штабах армий с отделением таковых от РО и полной самостоятельностью производства следственных действий и без какого-либо соглашения с начальниками ГЖУ. При этом жандармские управления должны были бы подчиняться КРО в целях общего якобы руководства контршпионажем[868].