Однако физическое и умственное переутомление ротмистра Рябцева и отсутствие у него полномочий и навыков ведения дознания не давали возможности поручить ему ведение следствия. Для изучения немецкого шпионажа в Лифляндии и Эстляндии Бонч-Бруевич направил помощника начальника подчиненного 6‐й армии Кронштадтского жандармского управления ротмистра В. В. Владимирова, который за две командировки (с 21 по 31 мая и с 19 по 29 июня 1915 г.) провел масштабное расследование. Была проведена негласная агентурная разработка вызывавших подозрения персонажей, опрошено 17 свидетелей, арестовано и помещено в Петропавловскую крепость 9 подозреваемых, собран компрометирующий материал против 25 представителей аристократии и влиятельных лиц немецкой диаспоры[849]. Среди подозреваемых и скомпрометированных оказались два члена Государственного совета – О.Р. фон Экеспарре и Ю. А. Икскуль фон Гильденбандт; двоюродный брат П. А. Столыпина, один из основателей партии «Союз 17 октября» барон А. Ф. Мейендорф, к тому времени уже как два года вышедший из партии; бывший сенатор гофмейстер двора граф К. К. Пален; эстляндский предводитель дворянства, бывший член Государственного совета барон Э. Н. Деллингсгаузен; один из идеологов и лидеров христиан-евангелистов России барон П. Н. Николаи; представители нескольких громких немецких фамилий, занимавших высокие военные и гражданские чины. Владимирову удалось «вплотную подобраться» даже к представителю романовской династии, правда не к Кириллу Владимировичу, как того хотело военное начальство, а к герцогу М. Г. Мекленбург-Стрелицкому, владельцу Ораниенбаума. Жандармский ротмистр подозревал его чуть ли не в подготовке шоссейных дорог и просек для удобства немецкого десанта при возможном штурме форта «Красная горка»[850]. Сразу после возвращения Владимирова из командировки вдохновленный подробным отчетом и внушительными результатами Бонч-Бруевич немедленно (1 июля) представил его к ордену Святого Владимира 4‐й степени[851].

Однако перспективное дело неожиданно развалилось. Начальник контрразведывательного отделения 6‐й армии С. А. Соколов вопреки ожиданиям Бонч-Бруевича не спешил разворачивать крупное дело. Контрразведка завела сразу несколько дел, но расследование проводило тщательно, не торопясь. Начальник же Лифляндского жандармского управления генерал-майор А. П. Бельский не оказал необходимой агентурной поддержки в расследовании, как и начальник Двинского военного округа П. Г. Курлов, скептически воспринимавший попытки военного командования породить новый масштабный шпионский скандал. Ни отстранение Бельского от руководства ГЖУ, ни замена С. А. Соколова на не отличавшегося щепетильностью М. М. Федорова не принесли Бонч-Бруевичу ожидаемых результатов. Разработка материала не дала фактических оснований для выдвижения обвинений в шпионаже, и большинство подозреваемых из расследования Владимирова не были привлечены к ответственности или в крайнем случае высланы во внутренние губернии. Отставка в августе 1915 г. великого князя Николая Николаевича с поста Верховного главнокомандующего решила судьбу шпионского дела о лифляндских баронах: политический заказ отменился сам собой. Но выводы были сделаны: военным властям срочно требовалось повысить результативность работы контрразведывательных органов и отсеять недостаточно исполнительных офицеров.

После нескольких крупных шпионских провалов в Ставке была заведена переписка, которая касалась начальников контрразведывательных отделений штабов фронтов, армий и военных округов и в которой речь шла в основном о жандармских офицерах. 26 июня 1915 г. генерал-квартирмейстер Штаба Верховного главнокомандующего Ю. Н. Данилов затребовал от начальников штабов Северо-Западного, Юго-Западного фронтов, 6‐й и 7‐й армий, Кавказской армии списки начальников КРО штабов фронтов, армий и военных округов на театре военных действий. Вместе со списками необходимо было передать краткие записки о прохождении службы до назначения на должности начальников КРО, сведения о степени пригодности этих лиц для занятия начальствующих должностей с указанием справок, которые о них наводились, а также краткую оценку означенных лиц в должности начальников КРО[852].

Как правило, аттестации содержали оценки трех лиц: начальника разведывательного отделения, генерал-квартирмейстера и начальника штаба. Информация была собрана о 15 жандармских офицерах, руководивших КРО. Интересен критерий оценки – какие качества начальника КРО были важны для военного начальства. Положительными чертами военные называли расторопность, быстрое проведение расследований, результативность. Так, жандармскому ротмистру Г. В. Темникову, начальнику КРО штаба 10‐й армии, давалась высокая оценка: «Энергичный, не лишенный инициативы офицер. Опытный в делах сыска, работает с увлечением. Много способствовал ликвидации дела Мясоедова и продолжает его разработку с должной энергией»[853]. По правде сказать, не все жандармы были согласны с обвинением Мясоедова в военном шпионаже в пользу Германии[854].

С февраля по май 1915 г. Темников по ходатайству военных властей был трижды награжден орденами Святого Станислава и Святой Анны 2‐й степени, Святого Владимира 4‐й степени. Учитывая, что до войны, с 1911 по 1914 г., ротмистр служил в Московском охранном отделении, то есть был опытным жандармом, совершенно очевидно, что он сознательно участвовал в беззаконии, связанном с делом Мясоедова.

Высокие оценки также получил подполковник С. В. Леонтович, один из ближайших сподвижников генерала контрразведки Н. С. Батюшина. Он много работал совместно с КРО Варшавского военного округа, а потом возглавил КРО при штабе Северо-Западного фронта, то есть активно организовывал ту репрессивную вакханалию, которую развязала батюшинская контрразведка на территории Польши. Современники не стеснялись в выражениях по поводу батюшинской «спецслужбы». Наиболее категоричен был видный контрразведчик В. Г. Орлов: «Для приобретения невольных сотрудников намеченные лица арестовывались и выпускались на свободу лишь при условии сотрудничества с комиссией генерала Батюшина. Эта комиссия была настоящим разбойничьим вертепом, где широко применялись все разбойничьи приемы: произвол, насилие, шантаж, угрозы, вымогательство, при этом „вертеп“ обладал всею полнотою власти, игнорируя все действующие законы, распоряжался имуществом и жизнью граждан по своему усмотрению или даже по усмотрению одного из своих сотрудников. В распоряжении Батюшина имелась вся полиция и жандармерия. Стоило одному из сотрудников комиссии генерала Батюшина пожелать устранить своего соперника, как немедленно к этому лицу предъявлялось обвинение в сношении с воюющей с нами державою, – это обвинение фабриковалось с необычною легкостью, и обвиняемые рисковали не только имуществом, но и жизнью, на основании ст. 108 Уложения, за государственную измену… Шантаж и вымогательство достигли своего апогея. Следует заметить, что комиссия арестовывала исключительно богатых людей, причем мотивами арестов были главным образом обвинения в сношении с воюющими с нами державами, то есть, проще говоря, обвинение в государственной измене»[855]. Современный исследователь А. С. Опилкин подтверждает мнение современника[856].