Теперь приготовляют все необходимое к браку, который,предполагается, будет в конце января; все хлопочут, чтобы явиться с надлежащимблеском, особенно иностранные министры. Я же со своей стороны могу уверить вашепреосвященство и его королевское величество в величайшем беспокойстве: денегеще не нашел, даже не дают в долг сукна на ливреи и для меня самого; но мненужно явиться на этом торжестве с приличием, свойственным министру еговеличества, к милости которого я прибегаю снова, чтобы он приказал заплатитьмне по крайней мере нажитое мною жалованье. Говорят о провозглашении указа,запрещающего золото и серебро на одеждах, потому что русские делают столькоплатья и такое богатое, что те, которые не очень богаты, разоряются единственнона подобные издержки».

– Вы уже вернулись? – спросил Алекс, не веряглазам. – Как вы…

Казалось непостижимым, что Кейт проведал о том, что заветныйфлакон найден! Алекс хотел спросить: «Как вы узнали?», но осекся, сообразив,что этого никак не могло быть.

– Мы с де Лириа так и не повидали барона Остермана.Генрих сейчас во дворце, поэтому нас никто не принял, – проговорил Кейт,усаживаясь в то же самое кресло, в котором он сидел накануне, – и герцогпригласил меня на ужин. Нам с ним есть о чем поговорить!

– Значит, это правда… – промолвил Алекс, разумеявесть о помолвке государя с княжной Екатериной Алексеевной.

– Да, правда, – кивнул Кейт. – Подробностейузнать не удалось, однако Долгорукие торжествуют. Ну что же вы хотите! Еслимолодому человеку всюду и везде подсовывать хорошенькую девицу, которая будетоказывать ему знаки явного расположения, рано или поздно случится то, чтодолжно случиться! Натура, так сказать, берет свое. Natura naturans![34]

Он развел в стороны свои короткопалые, крепкие руки такимрезким движением, что манжеты откинулись, открыв запястья, а Алекс впервыеобратил внимание, что Кейт не носит ни колец, ни браслетов. Ну что же, сталобыть, не Кейт будет тем человеком, который пронзит горло Алекса острым клинком– вот тут, слева, где бьется кровь!

Он безотчетным движением приложил руку к горлу, вспомнив, каксделала это Даша, и словно бы вновь увидел ее, как она вошла и остановилась, неверя своим глазам, и он тоже смотрел на нее недоверчиво, словно на ожившеевидение, сбывшийся сон, воплощенную мечту…

Не оживет, не сбудется, не воплотится!

– Да вы не слушаете меня, сударь, – прорвался всознание Алекса раздраженный голос Кейта.

– Простите. Я задумался о том, что означает эта победаДолгоруких.

– Говорите по-русски, – привычно предостерегКейт. – Каскос продолжает внушать мне опасения.

– Каскос? – пренебрежительно дернул плечомАлекс. – Он настолько поглощен своими амурными делишками с герцогом, чтоничто другое для него просто не существует.

– Не нами сказано о том, что не стоит недооцениватьпротивника, – задумчиво сказал Кейт. – У этого малого такой ищущийвзгляд… Надо было видеть, как он посмотрел на меня! Полное ощущение, чтопронзил насквозь и вызнал всю мою подноготную. А может быть, он уже мысленнопросчитал, насколько уменьшится его порция за ужином из-за моего присутствия.Кстати, пригласить-то де Лириа меня пригласил, однако не замедлил пожалеть обэтом и тотчас принялся причитать о своем безденежье: дескать, жид уже не веритему в долг, поэтому скоро они с Каскосом пойдут просить супа святого Франциска.Что это означает?

– Испанцы называют его sopa-boba, – рассеянноотозвался Алекс, – то есть бобовый суп. Его раздают нищим при воротах всехфранцисканских монастырей в Испании, куда те приходят со своими горшками иложками. При этом можно наблюдать интереснейшие сцены, потому что для некоторыхнищих их порция служит даже предметом торговли.

– Надо надеяться, нам не подадут нынче этот вашsopa-boba, иначе я предпочел бы отправиться обедать домой, – с испуганнымвыражением воскликнул Кейт, откровенно лукавя при этом, потому что никогда неупускал случая столоваться на дармовщинку, пусть даже и самой непритязательнойили грубой пищей.

– Не волнуйтесь, у сеньора Каскоса аппетит отменный, оночень строго следит за качеством и разнообразием подаваемых блюд, –старательно улыбнулся Алекс.

– Да, ситуация складывается очень непростая, –задумчиво протянул Кейт. – Я-то, признаться, никак не мог поверить, чтоДолгоруким все же удастся прибрать императора к рукам. Знаете, что рассказывалмне Остерман буквально на днях? Он уверял, что юный государь начал тяготитьсясвоей зависимостью от этой жадной семейки. Петр дошел даже до того, чтонавестил свою полузабытую тетушку, эту красотку Елизавету, пребывающую почти вполной опале, как говорят русские. Она пожаловалась императору на своистесненные обстоятельства: Верховный совет урезает каждый грош еерасходов, – и они с государем, обнявшись, поплакали о прежних счастливыхвременах, когда их любовь-дружба цвела пышным цветом. Потом государь пообещалЕлизавете вернуть эти блаженные времена. Ну а вернуть их можно только однимобразом – вырвавшись из-под опеки Долгоруких! Остерман был окрылен этимисловами, несмотря на свою извечную неприязнь к Елизавете. Он бесконечноизображал в лицах, как совсем недавно государь, возвращаясь с охоты,презрительно бросил кому-то, похвалившему его псарню: «Веду четырех двуногихсобак!» При этом он указывал на князя Алексея Григорьевича, Ивана, Николая иэту заносчивую красотку Екатерину Долгорукую. Остерман уверял, что это означаеткоренной переворот в сознании императора, клялся, что теперь все пойдетпо-иному: Долгоруких ждет опала, двор немедленно возвратится в Петербург,государь вновь подпадет под влияние своего верного воспитателя, которому все жеудастся довершить начатое, поэтому не столь важно, что наш курьер утратил тудрагоценную ношу, которую должен был нам доставить. Дело наше, уверял Остерман,восторжествует и без всякого вмешательства извне! Словом, еще вчера этотумнейший человек кудахтал, как глупая курица. А сегодня…

– А сегодня? – рассеянно переспросил Алекс, причему него вдруг возникло полное ощущение, что существо его раздвоилось. Одна частьвполуха слушала разглагольствования Кейта, а другой, истинный Алекс снова иснова представлял это безоглядно-счастливое – и в то же времяотчаянно-несчастное выражение на лице Даши, вспоминая, как самозабвенноприоткрыла она губы под его поцелуями – и с каким ужасом отскочила вдруг,отводя глаза, полные слез.

– А сегодня мне не удалось увидеть Остермана, я жесказал! – неприветливо ответил Кейт. – Чем вы слушаете, о чем выдумаете, Алекс?

Он опомнился.