— Не будь дураком… — она сделала паузу и нахмурилась еще сильнее. — Ты слишком хорошо меня знаешь, Баллард де Совтер.

Он не мог найти в себе силы вызвать даже самую слабую улыбку. Он ограничился тем, что провел большими пальцами по ее гладкой коже. Это было бесполезное упражнение, но он коснулся каждой детали ее лица, запечатлев каждую в памяти.

Было бы лучше, если бы она увидела его таким, каким он был когда-то: израненный войной, но не колдовством, просто человек, который когда-то жил мечом и умер бы либо в бою, либо в своей постели. Но он возьмет то, что сможет получить.

Он пристально посмотрел ей в глаза.

— Помни обо мне, — сказал он голосом одновременно повелительным и умоляющим. У нее было время только ахнуть, когда он поднял ее и посадил в седло. Он передал ей поводья, когда она, моргнув, посмотрела на него и хлопнула Воробушка по крупу. Лошадь рванула вперед, и Луваен, удержавшись, оглянулась только один раз, когда они галопом выехали со двора и миновали подъемный мост.

Баллард проигнорировал тихие рыдания Циннии позади него и утешительное бормотание Гэвина. Он долго смотрел вслед лошади и всаднице, исчезнувшим в лесу голых берез. Солнце опустилось за горизонт, а он оставался на страже в сумерках, пока Эмброуз не коснулся его плеча.

— С ней все будет в порядке, господин. Ты должен зайти внутрь. Свет почти погас.

Нет, — подумал он. — Свет погас.

Луваен остановилась перед внушительным фасадом из арочных окон и величественных дверей, утопленных в толстой каменной стене, Торгового дома Монтебланко. Вывеска, размещенная перед входом, изображала простую скамейку, вырезанную на панели — символ кредитного учреждения, и, на ее неискушенный взгляд, уличный указатель, указывающий путь к месту, гораздо более коррумпированному, чем любой бордель. Поток горожан проходил через дверь: некоторые выглядели так, как будто только что покинули поминки любимого человека, на лицах других было выражение облегчения, равное облегчению людей, которым отсрочили казнь. Ее отец в разное время носил оба лица, когда возвращался домой из Торгового дома.

Если кто-то и должен сидеть в тюремной камере, так это улей воров, управляющих Торговым домом. Четыре богатейшие семьи Монтебланко контролировали его и в течение нескольких поколений, умело используя различные методы и манипулируя инвестициями, стали частичными или полными владельцами почти каждого дома, фермы и магазина в городе и его окрестностях.

Выдыхаемый воздух клубился перед ней туманным облаком, и она плотнее закуталась в плащ. Несколько горожан бросили на нее любопытные взгляды, но никто не узнал ее и не звал по имени. Луваен ехала на незнакомой лошади, и ее невзрачный плащ достаточно хорошо скрывал ее, пока она держала голову опущенной и никому не смотрела в глаза. Быстрый осмотр улицы не выявил ничего, но она была уверена, что Джименин расставил наблюдателей вдоль главной дороги, чтобы сообщить ему, как только они увидят ее — или, что еще лучше, ее и Циннию вместе.

Она удержалась от того, чтобы послать Воробушка галопом и помчаться к башне должников, чтобы проведать своего отца. Отражение в зеркале показало удрученного Мерсера Халлиса, сидящего в углу общей камеры, переполненной другими заключенными. Ему придется подождать еще немного. Выплата любого долга, который Джименин выдумал на этот раз, была ее первоочередной задачей, а это гарантированно привело бы его к апоплексическому удару, когда он поймет, что его планы сорвались в очередной раз. Если повезет, он упадет замертво на улице от отчаяния.

Воробушек тихонько заржал, когда она спешилась и привязала поводья к одному из колец, установленных снаружи здания. Она погладила его по носу.

— Терпение, друг. Тебя ждет удобное стойло. Я скоро закончу, — её рука прошлась по попоне там, где она касалась холки лошади, и сомкнулась вокруг привязанного к ней заколдованного кошелька. Она вытащила его и сунула в карман, вшитый внутри ее плаща. Звон монет действовал ей на нервы, но не привлекал внимания толпы. Этот звук был здесь обычным. Луваен откинула капюшон и переступила порог.

Все пространство передней комнаты было заполнено столами, каждый из которых был завален документами, а за ними сидели измученные писцы. Луваен нацелилась на несчастного клерка, сидевшего за ближайшим к двери столом. Она особенно запомнила его. Именно ему было поручено помешать ей ворваться в покои магистра Хильдебрандта в последний раз, когда она появилась, чтобы оплатить долги своего отца. Эта встреча закончилась не очень хорошо.

Он заметил ее и тут же побледнел.

— Госпожа Дуенда, — сказал он таким тяжелым от страха голосом, что Луваен почти пожалел его. Почти.

— Мы снова встретились, Гудман Калькун. Вы не скажите мне, где я могу найти магистра Хильдебрандта и последний вексель? — она преследовала его вокруг стола, отрезая ему единственный путь к отступлению. — Или мы обойдемся без тонкостей и сразимся друг с другом подсвечниками, как в прошлый раз? — она многозначительно посмотрела на два оловянных подсвечника, стоявших по бокам стопки кредитных документов клерка.

Он спрятал их за спину, и его глаза округлились до размеров блюдец.

— Магистр Хильдебрандт…

— Находится прямо здесь, — сказал голос, достаточно холодный, чтобы заморозить зажженный факел. Луваен повернулась и оказалась лицом к лицу с главным владельцем Торгового дома. Высокий, худой и хрупкий, как сосулька, магистр Хильдебрандт уставился на нее свысока. Его тонкогубый рот был вечно сжат, что подчеркивалось еще более обвисшими белыми усами. Неприязнь кипела в его запавших голубых глазах. — Прекратите терроризировать моего писца, госпожа Дуенда.

Движением костлявых пальцев он жестом пригласил ее войти в его кабинет. Луваен вошла в знакомую комнату, заполненную бухгалтерскими книгами. Большую часть свободного пространства занимали другие шатающиеся алтари, воздвигнутые богам долга и ростовщичества. Она подавила желание пнуть несколько из них, когда села на один из стульев лицом к столу магистра.

Он последовал за ней и занял свое место за столом, паучьими руками заползал по стопкам документов, пока не нашел то, что хотел. После беглого взгляда он пододвинул его к ней.

— Вы здесь, чтобы проверить вексель?

— Я предполагаю, что именно поэтому мой отец находится в башне должников, — она проигнорировала хмурый взгляд магистра и внимательно изучила документ. Чем больше она читала, тем больше злилась. — Он датирован до последнего счета, но Джименин не упомянул об этом долге, когда я была здесь, чтобы произвести платеж несколько недель назад, — она сердито посмотрела на Хильдебрандта. — Почему он появился сейчас? — она точно знала, почему этот последний счет внезапно появился в ссудном доме, но ей было любопытно, что скажет ей магистр.