— Теперь ты видишь — перед тобой знатная дама. Я графиня Бланка Вандомская. Тебе, наверное, хочется знать, что мне от тебя нужно? И это вполне понятно. Так слушай же и не удивляйся тому, что услышишь. Я сразу заметила тебя, как только королевский двор расселся за столами днём, после охоты. Тебя посылали в подвал, и ты ходил туда за вином, не так ли?

— Да, ваша милость, такова моя обязанность, — растерянно ответил пикардиец.

— Сначала ты наливал вино в бокалы хозяев замка — графа и его супруги.

— Это правда.

— Потом ты стал обносить гостей, в первую очередь тех, что располагались справа от графа Санлисского, потом — тех, что слева от его супруги.

— Верно и это.

— Видишь, я всё помню. Не догадываешься, о чём это говорит? Всё очень просто: я глаз с тебя не сводила, мечтая остаться с тобой наедине, чтобы высказать то, что хотелось. Однако разве могла я это сделать, не рискуя навлечь на себя осуждения окружающих, быть осмеянной ими? Поэтому я ждала только удобного случая. И вот он представился! Теперь мы вдвоём, и нам никто не помешает.

— Так что же вам от меня нужно, мадам? — терялся в догадках бывший наёмник. — Признаюсь, я не совсем понимаю… точнее, совсем не понимаю.

— Ты ещё не догадался? Мне нужен ты! — коротко, властно, одновременно вложив в этот возглас изрядную силу страсти, воскликнула «Бланка Вандомская» и, не давая озадаченному виночерпию опомниться, торопливо продолжала: — Твоя стать, мужественное лицо, походка, голос — всё привлекло меня. Весь вечер, как безумная, я брожу по коридорам и залам, разыскивая тебя. И вот нашла. Бог свидетель, час мой настал! Точнее, наш час… Молчи! — Видя, что Жавель собирается ей возразить, она прикрыла ему рот пальчиком. — Молчи и слушай. Я вдова, мой супруг погиб в битве с еретиками. Я осталась совершенно одна, понимаешь ли ты меня? Знаешь ли, на что способна женщина, когда она лишена мужского внимания, любви? А ведь она ещё совсем нестара и хороша собой, к тому же богата. Но что ей богатство, если она одинока, если нет с ней рядом любимого друга, если её постель холодна и ей хочется выть от тоски, обиды и неутолённой страсти?

Она замолчала, облизнула губы и сделала ещё полшага вперёд. Тела их почти соприкасались, и «графиня Вандомская» удовлетворённо улыбнулась, увидев, как раздулись ноздри у пикардийца и услышав, как участилось его дыхание.

— Мне кажется, я начинаю вас понимать, милая дама, — проговорил Жавель и, как человек, не имевший понятия о куртуазности и не особенно озабоченный выбором выражений, прибавил: — Вам хотелось бы переспать со мной?

Глаза у «графини» заблестели ещё ярче. Она придвинулась ближе.

— Да! — страстно выдохнула она. — Как хорошо, что ты меня сразу понял и избавил этим от мучительного подбора слов.

— Почему же это именно на мне остановили вы свой выбор? — резонно спросил Жавель, пожирая даму глазами. — Вокруг вас столько рыцарей, знатных сеньоров. Всё это люди вашего круга. А кто для вас я? Отставной солдат… ныне виночерпий.

— Ты — тот, кто мне нужен. — Она положила руки ему на грудь. — А те, о которых ты сказал… — Она усмехнулась. — Они, в большинстве своём, женаты, ну а другие… Ах, Ганимед, это двор. Условности, вежливость, этикет. Всё это утомительно и подобно желанному плоду, который созревает лишь к осени. Но даже если и удастся с кем-либо объясниться… Рыцари болтливы, как правило, хвастуны. На другой же день о нашей связи узнает двор, пойдут сплетни, болтовня, меня станут называть шлюхой. Понимаешь ли, что это будет для меня означать? Опалу! А это — изгнание, забвение и смерть. Увы, ныне при дворе строгие нравы.

— Со мной, стало быть, вы не боитесь, дамочка? — легко усмехнулся виночерпий.

— Ты не станешь болтать: послушав тебя, над тобой посмеются и в лучшем случае дадут плетей. Не понимать этого — быть олухом, но ведь ты умён, разве я не права? Ты быстро уяснил суть дела, и мне незачем строить из себя недотрогу, как это принято при дворе. За этим я и пришла сюда. И я буду говорить с тобой на твоём языке, без вывертов и намёков, прямо и просто.

— Лучше всего объясняться прямо и сразу, чего там, — согласно кивнул Жавель и рискнул свободной рукой обнять даму за талию. — Так говорите, я жду.

— Хочешь ты меня, как я тебя? — напролом ринулась «графиня». — Скажи только «да!» Одно только «да!» — и я озолочу тебя! Ведь ты небогат, и это не секрет.

— Небогат, — пробормотал бывший наёмник, чувствуя, как кружится у него голова и ему всё труднее реально воспринимать происходящее.

А дама, теперь уже шёпотом, продолжала обольщать беднягу, предварительно оглядевшись вокруг и приблизив губы к самому его уху:

— Ты поднялся сюда с той площадки, что выходит в коридор. Там много дверей. За каждой — покои. Мои — слева, через три двери от окна.

— Через три двери от окна… — тупо повторил виночерпий, с трудом силясь представить себе маршрут.

— Я буду ждать тебя после полночного удара колокола, — снова зачастила дама. — Все уже будут спать. Стукни в дверь легонько три раза.

— Три раза… — как эхо, повторил вконец потерявший голову отставной солдат.

— Да, три. Так ты придёшь?

— О, вы ещё спрашиваете! — потянулся к ней Жавель, совсем забыв про кувшин и чуть не выронив его.

— Но что это у тебя? — «Бланка Вандомская», изобразив на лице удивление, воззрилась на предмет в руке Жавеля. — Кувшин?

— Как видите.

— В нём, похоже, вино? Кому ты несёшь его? Впрочем, догадываюсь — вероятно, какой-нибудь своей красотке.

— О нет, я только выполняю приказ, и это вино для…

— Да разве это важно? Важнее другое.

— Что же именно?

— Да только то, что у меня во рту пересохло. Я столько говорила, такие волнения… Веришь ли, мой Ганимед, как мне ужасно хочется пить?

Жавель в растерянности поглядел на кувшин, закрытый крышкой.

— Но это вино для…

— Ах, не всё ли равно? Дай мне сделать несколько глотков. Разве ты не видишь, что я умираю от жажды? Всего глоток-два, никто и не заметит.

И графиня, не сводя глаз с кувшина и облизнув губы, решительно протянула руки.

— А и в самом деле, почему бы вам не сделать несколько глотков? — глупо улыбнулся пикардиец. — Вы произнесли такую речь, после которой я бы на вашем месте выпил добрую половину ведра. А поскольку вы благородная дама, то не половину же вы осушите, чёрт возьми!

— Что ты! Всего два-три глотка, не больше, как ты и сказал, — обрадовалась «Бланка Вандомская», беря кувшин. Но, прежде чем припасть к нему губами, она изобразила испуг: — Уж не крадётся ли кто сюда? — Она указала глазами на лестничный пролёт. — Как будто слышатся чьи-то осторожные шаги. Посмотри, нет ли там кого?

Жавель отвернулся, а дама тем временем торопливо отпила из кувшина.