Несмотря на то что царь Великой Армении уделял большое внимание своему детищу, к началу конфликта с Римом город так и не был достроен. Когда Митридат появился во владениях зятя, строительные работы ещё продолжались.

* * *

Понимая, что теперь ему больше негде укрыться, поскольку Понт был захвачен римлянами, а Боспор отпал вследствие измены, Митридат явился к своему зятю Тиграну Великому. Он надеялся убедить родственника сразу же начать готовиться к войне с Лукуллом, но всё пошло не так, как планировал Евпатор. Владыка Великой Армении предоставил в распоряжение тестя один из дворцов, но на этом все и кончилось. Он даже не пожелал встретиться с беглым родственником. По свидетельству Мемнона, Митридат безвылазно просидел в загородном дворце своего зятя восемь месяцев, поскольку тот упорно отказывался его принимать и вообще делал вид, что забыл о существовании тестя. И это в тот самый момент, когда время было дорого и необходимо было готовить страну к грядущему вторжению римлян. Митридат метался по дворцу, словно зверь в клетке, но повлиять на ситуацию не мог. Что же касается Тиграна, то он занимался тем, что достраивал Тигранокерты и на внешнюю угрозу совершенно не обращал внимания. Однако вскоре всё резко изменилось.

Дело в том, что к армянскому двору прибыл Аппий Клодий, шурин Лукулла, и потребовал от Тиграна выдать Митридата. Римский полководец хотел как можно скорее закончить войну, а затем провести грозного царя в своем триумфальном шествии. В противном случае Луций Лициний грозил Тиграну войной. Да и само письмо, которое проконсул написал армянскому владыке, было составлено довольно оскорбительно, поскольку Тигран величался не Царём царей, а просто царём. Вполне возможно, что до этого правитель Великой Армении не собирался идти на конфликт с Римом и поэтому не оказал поддержку Митридату.

Но теперь ситуация менялась. Тиграна оскорбили трижды – потребовав выдать родственника, пригрозив войной и не назвав полным титулом в письме. Просто так такие вещи не делаются, и армянский царь это прекрасно понимал. Вооруженный конфликт Великой Армении с республикой становился реальностью. В канун надвигающихся грозных событий, осознав, что война вот-вот разразится, Тигран обратился к своему тестю.

Действительно, вряд ли кто в тот момент на просторах Ойкумены знал о римлянах больше, чем Митридат. Царь Понта прекрасно изучил своих врагов. Он был знаком с особенностями характера сыновей волчицы, их манерой ведения дел и, разумеется, со стратегией и тактикой. Тигран понимал, что Евпатор может оказать ему поистине бесценную помощь. Поэтому, отбросив в сторону амбиции, зять решил встретиться с тестем. Причем принял своего родственника по-царски, со всей возможной роскошью и обхождением. Словно не было восьми месяцев взаимного недоверия и недопонимания. А когда закончился пир, цари удалились на совещание, которое происходило один на один и продолжалось целых три дня.

Начали с вопроса о доверии, и чтобы обойтись без взаимных обвинений и попреков, то все недоразумения между собой решили считать происками придворных. Крайних нашли быстро. При этом в рамках развернувшейся кампании был казнён один из ближайших приближённых Митридата, учёный грек Метродор. Но царственных родственников такие тонкости уже не интересовали, поскольку они занялись чисто военными и политическими вопросами. Посовещавшись, цари составили довольно неплохой план действий.

Суть его заключалась в том, что Тигран остаётся в Армении с главными силами своей армии и будет отражать вторжение Лукулла – в том, что оно состоится, сомнений у Евпатора не было. Митридат же, получив войска от зятя, отправится в Понт, отвоюет своё царство и откроет второй фронт против римлян. Евпатор был уверен, что стоит ему появиться в родных пределах, как тысячи людей встанут под знамена своего царя. Однако обладая громадным опытом в борьбе против римлян, тесть дал зятю ряд очень полезных советов. Царь Понта надеялся, что его родственник ими воспользуется. «Митридат, впервые встретившийся тогда с ним, советовал ему не вступать с римлянами в сражение, но, окружая их одной только конницей и опустошая землю, постараться довести их до голода тем же способом, как и сам он под Кизиком, доведенный Лукуллом до истощения, потерял без битвы все свое войско. Тигран, посмеявшись над таким его военным планом, двинулся вперед, готовый вступить в сражение» (Аппиан). Но недаром говорят, что за одного битого двух небитых дают, и смех Тиграна лишний раз подтвердил эту простую истину. Правда, армянский царь пока этого не осознал и был преисполнен оптимизма.

Но, тем не менее, Тигран внимательно выслушал родственника и, для виду покивав головой, изображая согласие, про себя решил, что будет действовать так, как подсказывает ему собственная мудрость. А мудрость подсказывала, что панцирная армянская конница просто растопчет горстку наглых римлян, у которых нет никаких шансов устоять в открытом бою против катафрактов Тиграна. Но вслух владыка Армении ничего этого не сказал, а просто подтвердил свое согласие с планом Митридата.

Как только решение было принято и военный совет закончился, грянула целая серия из грандиозных пиршеств, после чего Митридат получил в своё распоряжение корпус из 10 000 всадников и выступил с ним в Понт.

Тем временем до Лукулла дошли слухи о том, что Тигран и Митридат наконец-то договорились о совместных действиях и планируют вторжение в Киликию и Каппадокию. Возможно, что эти слухи были сильно раздуты и преувеличены, но, тем не менее, они появились. А вслед за ними появился и Аппий Клодий, рассказавший своему родственнику обо всём, что увидел и услышал при армянском дворе, поскольку занимался он там не только дипломатическими переговорами, но и активным шпионажем в пользу Рима.

Честно говоря, Лукулл удивился. Внимательно наблюдая за Тиграном, полководец отметил непоследовательность армянского царя во взаимоотношениях с Митридатом. И если Тигран не поддержал своего тестя в тот момент, когда царь Понта находился на вершине успехов, то шансы на то, что Великая Армения вступит в войну с Римом после разгрома Евпатора, по мнению проконсула, были минимальные. Лукулл пребывал в недоумении, на что и обратил внимание Плутарх: «Это заставило его подивиться армянскому царю: если уж тот имел намерение напасть на римлян, почему он не заключил союз с Митридатом, когда понтиец был в расцвете могущества, почему не соединил свои войска с его ратью, когда та еще была полна мощи, зачем дал ему пасть и обессилеть, а теперь начинает войну при ничтожных надеждах на успех, обрекая себя на погибель вместе с теми, кто уже не может оправиться и подняться?» В дальнейшем греческий историк снова заострит внимание на этом принципиальном моменте: «Тиграна же с Митридатом, пока последний был в зените славы, разобщали подозрения и зависть, но когда тот начал терпеть поражения, Тигран разделил с ним гибель».

Однако те сведения, которые сообщил Аппий Клодий, радикально меняли стратегическую обстановку в регионе. Луций Лициний быстро сообразил, к каким последствиям может в данный момент привести военный союз двух царей. Возвращение Митридата в Понт ставило римского полководца перед перспективой войны на два фронта – против Тиграна и Евпатора, а этого в данной ситуации он себе позволить не мог. Проблема заключалась в малочисленности римской армии, которая за несколько лет боев понесла тяжелые потери и была раскидана по гарнизонам, контролируя захваченную у врага территорию. Поэтому перед Лукуллом встала дилемма, как поступить в данной ситуации – либо идти против Митридата и вступить с ним в бой, либо идти против Тиграна.