В это время в палатке у проконсула проходил военный совет. Лукулл был собран и сосредоточен, внимательно выслушивая соображения своих подчиненных. Одни советовали снять осаду, собрать все силы в кулак и идти навстречу Тиграну, чтобы решить исход войны генеральным сражением. Другие, наоборот, осторожничали и советовали отсиживаться за укреплениями и продолжать осаду. Ведь в том случае, если легионы покинут лагерь и выступят против царя, то что тогда помешает гарнизону сделать вылазку и ударить римлянам в тыл?

Лукулл никого не перебивал, а затем объявил своё решение: 6000 пехотинцев под командованием Мурены будут держать Тигранокерты в осаде, а сам он с главными силами выступит против Тиграна. Двадцать четыре когорты, 3000 всадников, 1000 лучников и пращников – вот что смог противопоставить Луций Лициний той громаде, которую привел Тигран Великий. Однако проконсула подобный расклад не смущал, и он смело выступил навстречу врагу.

Античные историки единодушны в том, какая была реакция у Тиграна, когда он увидел марширующую римскую колонну: «Если это послы, то их много, если же враги, то их чересчур мало» (Аппиан). На первый взгляд, силы были несопоставимы, что и дало повод царскому окружению поупражняться в остроумии и заняться привычным словоблудием. По свидетельству Плутарха, Тигран и его окружение веселились весь день, не удосужившись озаботиться подготовкой к завтрашней битве.

Что же касается Лукулла, то он остановил движение армии и велел разбивать лагерь. Противников разделяла река, и проконсул был уверен, что армянский царь не рискнет в наступающей темноте форсировать водную преграду. А завтра легионеры покажут Тиграну, что воевать надо не числом, а умением. Отдав последние распоряжения, Луций Лициний скрылся в палатке. Наступила ночь, и римский лагерь затих. Лишь голоса часовых на валу нарушали тишину, да из-за реки доносился гул вражеского стана.

* * *

Утром 6 октября 69 г. до н. э. с первыми лучами солнца римляне покинули лагерь. Легионеры были полностью готовы к битве, и Лукулл, не теряя даром времени, быстро повел свою маленькую армию вдоль реки к переправе. Тигран, который сидел на коне в окружении полководцев инаблюдал за этим движением, выдал желаемое за действительное, решив, что противник отступает. Он не замедлил поделиться своим открытием с приближенными, однако стратег Митридата Таксил охладил царский энтузиазм: «Хотелось бы мне, государь, чтобы ради твоей счастливой судьбы совершилось невозможное! Но ведь эти люди не надевают в дорогу свое самое лучшее платье, не начищают щитов и не обнажают шлемов, как теперь, когда они вынули доспехи из кожаных чехлов. Этот блеск показывает, что они намерены сражаться и уже сейчас идут на врага» (Плутарх).

Тем временем римляне приблизились к реке, и Лукулл распорядился начинать переправу. Однако некоторые командиры неожиданно стали уговаривать проконсула не вступать в битву именно в этот день, поскольку он считался для квиритов неудачным. Дело в том, что 6 октября 105 г. до н. э. в битве при Араузионе римская армия под командованием консула Квинта Сервилия Сципиона была наголову разгромлена германскими племенами кимвров и тевтонов. Однако Луций Лициний только посмеялся над этими суевериями и самоуверенно заявил: «Что ж, я и этот день сделаю для римлян счастливым!» (Плутарх). Когорты стали переходить реку.

Удивление Тиграна было очень велико, когда он понял, что римский полководец не бежит с поля боя, а собирается идти в атаку. «Это они на нас?» – заявил потрясенный царь. И только тут до него дошло, что его войско ещё не построено и совершенно не готово к битве. Поэтому, когда армянская армия стала спешно строиться в боевые порядки, началась суматоха и неразбериха. Этим воспользовался Лукулл, и его армия без помех преодолела водную преграду, после чего когорты развернулись широким фронтом. Между тем и Тигран построил свои войска. Сам владыка Армении взял на себя командование центром, на левом фланге распоряжался царь Адиабены, а правое крыло должен был вести в бой правитель Мидии. Именно здесь была сосредоточена большая часть всей панцирной кавалерии, главной надежды Тиграна Великого в грядущем противостоянии.

Но Лукулл эти надежды разрушил. Как только легионы изготовились к атаке, проконсул сошел с коня и велел отвести его в тыл. Затем встал перед строем, вытащил из ножен меч и лично повел в бой когорты. Ветер трепал султан из перьев на шлеме Лукулла, развевал за плечами обшитую бахромой накидку, а чешуйчатый панцирь сверкал на солнце. Мерный топот тысяч ног за спиной полководца сотрясал землю. Луций Лициний хотел уже было скомандовать атаку, чтобы легионеры бегом преодолели простреливаемое армянскими лучниками пространство, когда заметил, что его противник допустил тактическую ошибку.

Дело в том, что над правым флангом армянской армии возвышался большой холм, который идеально подходил для того, чтобы на его плоской вершине расположить войска. Однако Тигран этого не сделал, а вопреки здравому смыслу расположил панцирную кавалерию у подножия холма. Это его и погубило, поскольку Лукулл моментально оценил обстановку и, быстро изменив план битвы, блестяще использовал ошибку своего врага.

Отряды фракийских и галатских всадников, входившие в состав римской конницы, получили приказ обойти катафрактов и нанести им удар во фланг. И пока они будут отвлекать врага, проконсул с двумя когортами незаметно займет вершину холма, а затем оттуда ударит по тяжелой кавалерии противника.

Фракийцы и галаты вихрем налетели на катафрактов, простаивающих в бездействии. Неповоротливые всадники, закованные в тяжелые панцири, пиками отбивались от наседавших на них быстрых наездников, но те ловко отражали мечами удары длинных копий. Затем всадники Лукулла отъезжали в сторону, переводили дух и, развернув коней, снова бросались в бой. Панцирная кавалерия Тиграна оказалась связана по рукам и ногам, и потому не смогла помешать легионерам захватить вершину холма. Царь Великой Армении тоже не обратил никакого внимания на маневр проконсула, а когда заметил, то было уже поздно.

Ободренные тем, что их полководец вместе с ними идёт в первых рядах на битву, римляне быстро вскарабкались на холм. Там Лукулл залез на самое высокое место и, картинно вскинув руку с мечом, громко прокричал: «Победа наша, наша, соратники!» (Плутарх). И не давая врагам опомниться, повел когорты вниз по склону, в тыл отчаянно сражавшимся катафрактам. На бегу проконсул успел дать воинам команду не пускать в дело копья, а сразу же принимать врага на мечи. Единственными незащищенными местами у прикрытых панцирями бойцов были бедра и голени – туда и приказал бить мечами Лукулл.

Стаявшие густыми и тесными рядами катафракты оказались бессильны против этой атаки с тыла. Их главной бедой в битве стало то, что вместо того, чтобы атаковать врага и смять его мощным натиском, эти элитные воины бездарно стояли на месте. Неповоротливые в своих тяжелых и негнущихся панцирях, они не могли на равных сражаться против подвижных легионеров, которые кололи их мечами в незащищенные места и подсекали ноги лошадям. Катафракты вместе с конями с грохотом валились на землю и беспомощно барахтались в пыли, не в силах подняться без посторонней помощи. Точными ударами мечей легионеры добивали поверженных врагов и продолжали идти вперед, отражая удары пик большими щитами.