вторгается прошлое… Почему именно теперь, когда он во власти новых замыслов, в осуществлении давно вынашиваемых планов?.. Древнеримский полководец Фронтин говорил в своих «Стратагемах»: «Сравнение с уже проверенным опытом позволит не бояться последствий новых замыслов». Опыт прошлого нужен, чтобы правильно оценивать настоящее и предвидеть будущее…

После волочаевского боя Блюхер приказал похоронить погибших — замерзших было вдвое больше, чем убитых, — вон там, в братской могиле на вершине сопки Июнь-Корань, и высечь на памятнике:

«Пусть последнее место успокоения красных, орлов постоянно напоминает всем гражданам нашей Республики о славной странице борьбы Народно-революционной армии и воодушевляет бойцов на новые подвиги к достижению нашей исторической революционной цели на Дальнем Востоке!»

Теперь Василий Константинович подумал: он словно бы беседует с этими далями, отчитывается — не перед кем-то, а перед этой дорогой, перед всеми теми, с кем шел по ней и кто пал в пути. Отчитывается перед своим прошлым — поэтому, наверное, прошлое так остро врывается в настоящее и сливается с ним. Не только отчитывается, но и черпает силы для будущего.

Здравствуй, Ольгохта… Здравствуй, сопка Июнь-Корань!..

На десятые сутки пути за окном пошли холмы, по ним — сады, огороды, избы переселенцев — как визитные карточки всей России: и украинские хаты-мазанки, и северные крепыши срубы, и затейливая резьба, принесенная на Амур мастерами западносибирских деревень. Обозначились ажурные фермы моста. Мост этот бойцы его армии взорвали в мае двадцать первого, когда к Хабаровску подходили беляки. Потом самим же приходилось переправляться на пароме. В последний раз, когда Блюхер возвращался из Китая, он ехал по уже восстановленному мосту. Рассказали: никак не могли подобрать для него ферму вместо взорванной, разыскали аж за Уралом, в Центральной России — подошла запасная ферма моста через Ветлугу.

Поезд простучал над Амуром — и потянулись пригороды, навалы штыба, нагромождения бревен, почерневшие пакгаузы.

— Хабаровск, товарищ командарм, — сказал адъютант.

— С прибытием!..

Город Хабаровск становился отныне местом дислокации штаба Особой Дальневосточной Армии.

Глава вторая

Чан Кайши и так, и этак приглядывался к газетному листу. Ошеломительное известие!…

После отъезда Галина-цзянцзюня из Китая он на годы потерял «хунданжэня» из виду. Если и вспоминал, то думал: наказан московскими властями? Или служит советником в каких-то иных краях?.. К мыслям, окрашенным уважением, примешивалось чувство язвительного торжества: как хитро обманул он проницательного русского, перед которым разыгрывал простака и революционера!.. И вдруг в газете: Москвой создана новая, Дальневосточная армия, командующим ее назначен генерал Блюхер, известный в Китае под именем Галина.

Корреспондент уловил то, что больше всего и встревожило Чана:

«Прибытие Блюхера-Галина на Дальний Восток создает положение, небывалое в истории. В случае войны Красная Россия будет иметь командующим войсками, действующими против неприятеля, того человека, который был перед тем фактическим руководителем армии, с которой будет сражаться. Галин провел несколько лет на Дальнем Востоке и в Китае, он превосходно знает силы противника. То, что именно он принял командование над вооруженными силами Красной России на Дальнем Востоке, создает, без сомнения, новую ситуацию в советско-китайском конфликте».

Излюбленное изречение, к которому Чан прибегал в различных обстоятельствах: «Если знаешь себя и знаешь противника, сражайся хоть сто раз…», оборачивалось теперь против него самого.

До сих пор, если не считать размолвок с Мэйлин и осточертевших понуканий ее папаши, все шло так, как хотел того Чан. В самый канун нынешнего, 1929 года — «Восемнадцатого года Китайской республики» — в Мукдене и Харбине, по всей Маньчжурии, на правительственных и административных зданиях был наконец-то спущен старый пятицветный флаг и поднят новый — гоминьдановского правительства: на синем полотнище белое солнце. В Нанкине вслед за посланниками Великобритании и САСШ свои верительные грамоты вручили Чану главы посольств Японии, Франции, Италии и Германии. Затем дипломатический корпус выступил с совместным заявлением о том, что западные державы аннулируют заключенное десять лет назад соглашение о запрещении ввоза в Китай оружия и военного снаряжения. Все годы это соглашение было лишь фиговым листком — оружие непрерывно поступало в Поднебесную; но теперь, после отмены формального эмбарго, оно буквально хлынуло рекой. Сам Чан Кайши по настоятельной рекомендации «папаши Чарли» назначил своим главным советником американца Миллорда, а советником по эксплуатации железных дорог — его соотечественника Ментеля. «Нью-Йорк таймс» оценила преобразования:

«Национальное правительство отличается крайне националистическим, но не антииностранным характером. Представители национального правительства показали, что с ними можно сговориться по всем вопросам».

Несколько недель назад Чан Кайши снова встретился с Чжан Сюэляном. Оба подтвердили решимость действовать совместно против Советской России.

Через пять дней после их встречи, на рассвете десятого июля, по всей линии КВЖД был захвачен телеграф: вслед за телефонной была прервана и телеграфная связь с СССР; в тот же день управляющему дорогой был вручен ультиматум с требованием заменить всех советских сотрудников и начальников служб на чжансюэляновских чиновников, а когда управляющий, как и предполагалось, отверг незаконное требование, его и всех его помощников сместили и интернировали. Одновременно генерал-губернатор отдал приказ о закрытии советского торгпредства. Все это, как предполагали Чан и Чжан, должно привести к резкому обострению обстановки, разрыву китайско-советских отношений, а затем к прямому вооруженному конфликту. Вот конечная цель! Иностранные советники, сделавшие тщательные расчеты, предопределили: в вооруженном противоборстве победителем непременно станет Китай.

Чжан Сюэлян начал подтягивать свои войска к границе, Чан Кайши, как было предусмотрено, — готовить ударную свою силу: бригады и корпуса так называемой государственной обороны. И вдруг сенсацией во всех газетах — это сообщение из Москвы о создании красной Дальневосточной армии и назначении ее командующим Блюхера, Галина-цзянцзюня…

Чан передал Чжану, что хочет вновь встретиться с ним.

Одна из стен залы, в которой состоялась их секретная встреча, вместо шелковых полотнищ с изречениями была украшена «Картой позора».

— Десять тысяч лет жизни старшему брату!

— Пусть солнце, луна и звезды покровительствуют во всех великих начинаниях высокочтимому гостю!..

За минувшие месяцы Чжан Сюэлян поступился не только своим флагом — даже титул главнокомандующего «армией умиротворения» он сменил на куда более скромное звание командующего «войсками приграничной полосы», тем самым передав «старшему брату» права главкома.

— Нам, прославленный мой брат, не следует тревожиться в связи с возвышением Галина-цзянцзюня, — проговорил теперь Чан, успокаивая не только гостя, но и себя самого. — Я располагаю достоверными сведениями о численности русской Красной Армии. В ее составе всего полмиллиона солдат, тогда как в наших с тобой дивизиях — миллион шестьсот тысяч. А во вновь создаваемой Дальневосточной армии наберется едва ли восемьдесят тысяч. К тому же эта армия отстоит за тысячи ли от баз снабжения, с Центральной Россией ее связывает,