— Рассказывай, с чего угораешь, — слышу и чувствую макушкой ленивый голос, — тоже хочу.

Я коротко мотаю в ответ головой. Может, и не стоит держаться-то? Он мой муж. Он уже смог быть аккуратным. Все те разы, которые у нас были. Возможно, стоит его только об этом попросить.

Черт, когда он сказал, что будет только на мне добирать… я, наверное, дура, но из-за этого душе поселилось приятное чувство. Словно весь негатив развеялся, как утренний туман. Это еще не клятва верности. Но уже что-то похожее. Даже если он соврал… вряд ли он каждой своей женщине это говорил.

Я переворачиваюсь в его захвате, несмотря на то, что двигаться невероятно трудно. Не теряя ни секунды поднимаю ладони, прикасаюсь пальцами к его лицу, провожу по отросшей щетине. Жесткой. Как и сам Рустам. Он весь такой.

Тянусь к его рту. Прикасаюсь к губам. Не целую, просто медленно веду по жесткой и резкой линии губ своими. Хочу, чтобы он меня поцеловал. Даже если не сейчас. Может быть, потом. Хочу до самого сердца пробраться, через его броню. Попробовать нащупать что-то. Вытянуть наружу. Чтобы приручить. Чтобы только ко мне бережно относился.

— Спокойной ночи, — шепчу я. Соскальзываю ниже и прислоняюсь щекой к его груди, закрывая глаза. И засыпаю под мерное биение сердца.

***Диана

Дыхание становится сбивчивым, грудь словно перехватывает удавкой. Меня сгребает в цепкие лапы душный, липкий кошмар: картина перед моими глазами будто подернута темным маревом. Пахнет кровью.

— Я не хочу, чтобы она жила тут, — голос отца врывается в сон, бьет по ушам, как набат, продирает мурашками кожу, — она торчит у кровати Мирослава. Слишком часто. Меня это напрягает.

— Она любопытная, как и все дети, — бормочет едва различимо мать. Где я? Кажется, я где-то спряталась. К пальцам липнет мерзкая, сухая пыль. Я всхлипываю, глотая соленые слезы… с кровью. Кровь льется из носа и капает на дорогой ковер под кроватью.

— Мне насрать. Она не должна подходить к нему без присмотра.

— Она чувствует твое отношение, — голос матери становится напряженным, — конечно, она ревнует и интересуется братом. Если ты продолжишь так к ней относиться, то там и до беды недалеко, ты об этом не…

Громкий хлопок и вскрик прерывает монолог матери. Я тихо рыдаю, пытаясь не выдать себя. Меня начинает колотить. Сколько мне лет? Уже не помню. Я надолго забыла эту сцену, и, похоже, она всплыла только во сне. Спустя десятки лет.

— Сука, — цедит отец, — еще раз повторяю: мне насрать на нее. Либо ты отправляешь куда-нибудь этого ублюдка, либо я ее присторю куда-нибудь сам. Достаточно с меня благотворительности. Я могу провести тест. И отказаться от родительских прав на нее.

— Ты сам виноват, — шипит зло в ответ мать, — ты подложил меня под своего партнера. Расхлебывай теперь. Урод. Поделился женой, зато контракт получил. Диана никуда не денется. Живи теперь с этим, тварь.

Я слышу громкий шорох, снова удар и начинаю тихо завывать под кроватью.

— Дрянь, — слышу рык, — я не просил тебя беременеть. Это ты, тварь, решила соскочить к кошельку потолще! Решила, что он тебе предложение сделает, если о беременности скажешь?! Шлюха!

Темнота. Я закрываю глаза, зажмуриваюсь так, что становится больно, закрываю уши руками, только бы не слышать все это. Я еще не понимаю, почему мама с папой ругаются. Не понимаю смысла слов, но хорошо чувствую, насколько эта ругань разрушительна для всех нас. Для меня. Для них. Для моей жизни.

Кто-то больно хватает меня за руку и тянет из-под кровати, и я обессиленно кричу.

— Замолчи, — шикает мать. Встряхивает меня и ставит на ноги, — чего вопишь? Достала. Зачем к брату полезла? Я тебе говорила, что нельзя? У тебя что, игрушек мало?

— Н-н-ет, — вхлипываю, — н-нет.

— Что «нет»? «Что «нет»?!

— Ма-а-ам, — я уже захлебываюсь в истерике, не понимая, почему на меня сердятся. Мать снова встряхивает меня, так, что голова дергается, и начинает срывать с меня одежду.

— Переодевайся. Поедешь к бабушке.

— Нет, нет, нет, нет…

— Переодевайся, я сказала! Хватит! Надо было слушаться меня!

Сердце болит так, словно в него вогнали огромный, ржавый гвоздь. У меня. Не у той маленькой девочки, которая просто думала, словно ее мир рушится. Ее боль я почувствовать снова не смогу. Ведь тогда я любила родителей. Ближе, чем они, у меня ни у кого не было. Сейчас уже эта любовь отболела и умерла, только остались отголоски обиды, но и они ранят меня до слез…

Раньше мне снились кошмары, в которых я видела недовольное лицо матери и отца, который старается изо всех сил меня игнорировать. В конце я всегда просыпалась с неясной тоской.

Сейчас же мне кажется, что я срываюсь и падаю в какую-то бесконечную темноту из боли и одиночества, испытывая давно забытое чувство полнейшего отчаяния. Причина проста: раньше меня держал простой вопрос «почему?». Мне казалось, что если я найду ответ, то смогу исправить все. Кошмары закончатся. Я обрету семью. Лица озарятся улыбками.

Я ошиблась. Я нашла ответ. И он меня уничтожил.

*** Рустам.

Слышу тихий вздох, который отпечатывается на груди теплом. Тонкие руки обвивают, скользят по телу, а чувство такое, будто кожу сдирают. Под анестезией. Не больно, но до самой души, сука. Прямо по нервам проводят.

Девчонка. Просто девка. Случайно залетела в тот клуб, случайно попалась под руку. Случайно оказалась дочкой Абрамова. Случайно забеременела. Хрен бы когда еще поверил в такую случайность. Любую другую бабу уже допросил бы, вытряхнул бы все наружу. Но не ее. Эта может случайностей на свою жопу нахватать. Принцесска хренова.

Даже во сне умудряется достать. Выдернуть из забвения. Инстинкты на нее реагируют, на каждое ее движение. Без слов чую, что что-то не то происходит: она жмется ко мне, свернувшись в клубочек, странно и тревожно дышит, а сердце трепыхается, как птица в клетке.

— Нет, — всхлипывает внезапно она. Ногти впиваются мне в кожу, словно пытаясь разодрать. Потом слышу вскрик, и принцесска начинает метаться на постели, — нет, нет, не надо! Пожалуйста!

— Диана, — открываю глаза, кладу руку ей на грудь и прижимаю к кровати, останавливая странные метания. Нависаю сверху над ней, слегка встряхнув, — слышишь? Принцесска. Заканчивай вопить.

Сколько время? Три часа ночи? Четыре? За окном уже светает.

Она распахивает резко глаза. Огромные. Светлые. Как озера. На дне — темнота. В самой глубине плещется откровенный, дикий ужас. И эти озера внезапно проливаются влагой по щекам. Принцесска начинает завывать со всхлипами, закрыв лицо узкими ладонями.

Блядь. Лучше бы она пистолет достала и выстрелила бы в меня. Или ножом вскрыла бы. Это было бы менее дико по ощущениям.