Папа Дина, Питер, такой же добродушно-веселый. Каждое утро он занимался какой-то бумажной работой в своем кабинете, но бо́льшую часть времени старался проводить с детьми: катался на лыжах с Саммер, играл в хоккей со своими сыновьями на открытом катке позади их особняка. Да-да, у них есть собственный каток.

Ник, брат Дина, оказался необыкновенно приятным мужчиной. Он привез с собой свою новую девушку, которая тоже работает юристом, но в другой фирме. Поначалу она показалась мне чересчур чопорной, но потом, когда я узнала ее поближе, оказалось, что она очень даже милая.

А Саммер… ну, Саммер есть Саммер. Никаких фильтров, яркая, с заразительным смехом. Иногда мне кажется, что я люблю сестру Дина больше, чем его самого.

Но, как бы печально мне ни было прощаться с Хейвордами Ди Лаурентисами, я с радостью жду встречи с папой. Решаю немного побаловать себя, заказываю такси из Гринвича в Бруклин и уже поздно вечером качу свой чемодан через парадную и зову отца.

Папа сидит в гостиной в спортивных штанах и читает книгу под называнием «Физика хоккея». Он приветствует меня снисходительной улыбкой и брюзжит, когда я целую его в щеку и принимаюсь расспрашивать о самочувствии. Наконец ему удается перебить меня и спросить о том, как прошла моя поездка в Коннектикут. Когда я рассказываю ему, как здорово провела там время, он выглядит немного разочарованным, что заставляет меня нахмуриться.

Мы созваниваемся пару раз в неделю, так что папа уже в курсе, что я встречаюсь с Дином. Но, к моему удивлению, старается не говорить на эту тему. Когда я рассказала ему, он лишь немного поворчал и с тех пор в разговорах больше ни разу не упоминал о наших отношениях.

Но сейчас отец решил высказаться.

– Он не создан для длительных отношений, Эй-Джей, – устало вздохнув, говорит папа. – Надеюсь, ты это понимаешь.

Эти откровенные слова вонзаются в самое сердце. Конечно, мы с Дином не планируем на следующей неделе рассылать всем приглашения на свадьбу, но и расставаться в ближайшее время вроде тоже не собираемся. Нам по двадцать два года. Мы влюблены. Дальше будет тяжело, особенно когда я получу работу в Лос-Анджелесе или Нью-Йорке, а Дин следующие два года будет учиться в Кембридже, но уверена, если мы постараемся, у нас все получится. А когда Дин закончит юридическую школу, сможет работать в любой точке страны, где захочет. Где буду я. Мы еще не обсуждали это, но Дин даже не намекал на то, что хочет расстаться после окончания университета.

– Он может, – тихо говорю я, – быть в длительных отношениях.

Папа упрямо качает головой.

– Нет. – Его голос вдруг теряет свою резкость. – Хочешь узнать самое важное, что я уяснил для себя после восемнадцати лет жизни с твоей мамой?

Я опускаюсь на диван рядом с ним и жду, когда он продолжит.

– Иногда отношения могут быть настоящей занозой в заднице.

Я не могу не засмеяться.

– Мама говорила мне то же самое.

Воспоминания о нашем последнем с мамой разговоре отзываются болью в сердце.

– Она рассказала мне, что однажды у вас были серьезные проблемы, – признаюсь я.

Мы с папой никогда не затрагивали эту тему. Хотя мама всегда была откровенна со мной об их с отцом трудностях. Без подробностей, но она хотела, чтобы я знала, как сильно им порой приходилось бороться за свой брак.

– Да, было такое, – с болью в голосе подтверждает папа. – Все из-за моих разъездов. После твоего рождения Ева оставила модельную карьеру и все время была дома. А я все время был в дороге. – Тут он бросает на меня грозный взгляд. – Я ни разу не притронулся к другой женщине, Эй-Джей. Проблемы у нас были не из-за этого.

– Я знаю.

– Это было чертовски трудно: долгие разлуки, короткие телефонные разговоры. Я приезжал домой, и мы чувствовали себя двумя незнакомцами, которым заново приходилось узнавать друг друга. Нам потребовалось приложить немало усилий, чтобы справиться с этим. – В его глазах отражаются все пережитые муки. – А потом она заболела, и все стало еще сложнее.

В моем горле встает ком. Мне было двенадцать, когда маме диагностировали рак легких. Я помню, как упрашивала их взять меня с собой каждый раз, когда папа отвозил ее на химиотерапию. Они никогда не разрешали мне, а в те дни, когда побочные эффекты проявлялись очень сильно, когда мамина кожа была пепельного оттенка, когда ее тошнило так сильно, что трескались ребра, они отправляли меня к тете, в Куинс. Они не хотели, чтобы я видела ее такой. Но я насмотрелась достаточно.

– Дин… – папа прочищает горло, снова меняя тему разговора, – я знаю таких, как он. Они не в состоянии справиться с чем-то по-настоящему серьезным: с ударами судьбы, с коренными переломами. А что если ты, упаси господь, заболеешь или пострадаешь в какой-нибудь аварии? Или в стране наступит кризис и империя твоего мужчины рухнет? – В голосе папы появляются презрительные нотки. – Он развалится на части, как дешевая палатка.

– Это неправда, – возражаю я. – Дин – прекрасный человек. Он хорошо относится ко мне. Я счастлива с ним.

– Ты обманываешь саму себя, Эй-Джей. Да, он хорошо к тебе относится – сейчас. У него идеальная жизнь. Он платит другим, чтобы те решали его проблемы. Пока все идет так, как ему нужно, лучше него в твоей жизни ничего не будет. Но если случится что-то непредвиденное? Он исчезнет, не останется с тобой, потому что иначе ему придется покинуть пузырь идеального мира, в котором он живет, и столкнуться лицом к лицу со всякими неприятными вещами. А этот парень избегает неприятных ему вещей.

– Ты ошибаешься, – шепчу я.

Папа ругается.

– Боже, если бы ты знала, милая, как тяжело мне говорить тебе все это! Думаешь, мне нравится видеть это обиженное лицо? Оно разрывает меня на части, Эй-Джей. Но я хочу, чтобы ты была готова, если это когда-нибудь произойдет. – Он смиренно вздыхает. – Запомни мои слова. На него нельзя рассчитывать. Лучше пойми это сейчас, нежели когда будет слишком поздно.

* * *

Я не позволяю папиным предостережениям – и его совершенно несправедливому отношению к Дину – испортить нам праздники. Он переживает и не хочет, чтобы я снова осталась с разбитым сердцем. И я даже не могу рассердиться на то, как бесцеремонно папа выкладывает все, что у него на уме, потому что прямолинейность – его второе имя.

Но он ошибается. Дин будет рядом, если я буду нуждаться в нем. Он уже доказал это, примчавшись в общежитие в ту ночь, когда безжалостные обвинения Шона разрывали мое сердце на части. Так что я не собираюсь сомневаться в отношениях, которые приносят мне столько радости, и вместо этого наслаждаюсь оставшимися каникулами.

Канун Рождества и по совместительству свой день рождения я провожу дома с папой. Мы, как всегда, смотрим «Эту замечательную жизнь», и я, как обычно, реву навзрыд на протяжении всего фильма. Потом мы пьем горячий шоколад, папа вручает мне свой обычный подарок: триста баксов с запиской, написанной небрежным почерком, в которой велит мне купить что-нибудь приятное сердцу. Папа не умеет дарить подарки. Но для меня это неважно, потому что я уже получила единственный желанный подарок: здесь, рядом со мной, мой отец, живой и здоровый, насколько это пока возможно.