После каждого крика они простирали взгляд к судье в поисках поддержки. Но Струге сидел, как мраморное изваяние. Лишь крутящееся в его руках золотое перо говорило о том, что он жив. Никаких эмоций. Он здесь не для того, чтобы судить, он здесь, чтобы – рассудить и принять решение. А любой кивок или движение бровей может расцениваться как очевидная предвзятость еще до вынесения решения. Антон был слишком профессионален для того, чтобы совершать ошибки, свойственные молодости.

В тот момент, когда перепалка достигла своего апогея, в дальнем конце огромного кабинета Струге медленно приоткрылась дверь. Она даже не скрипнула, поэтому обратить на нее внимание мог только судья. Антон среагировал на движение в углу кабинета, переведя туда свой взгляд с места «сражения». Дверь открылась, но в нее никто не входил. Антон продолжал смотреть, семья продолжала распадаться...

Наконец раздались легкие шаги, и в кабинет вошла молодая женщина. Она была прекрасна в свете миллионов алмазных снежинок, просыпавшихся на нее с неба. Она вошла и прижала обе руки к лицу...

Крик в кабинете мгновенно стих, когда и ОН, и ОНА увидели, как судья, не сводя глаз с дальнего угла комнаты, поднялся из-за стола. Он неуклюже отодвинул рукой стул, вышел из-за стола и медленно, словно в забытьи, пошел по коридору меж рядов стульев. Он шел к двери.

А там, не отрывая от лица рук, стояла и плакала молодая красивая женщина. Бесшумные рыдания слегка потрясали ее тело. Она была счастлива.

Антон подошел к ней и отнял от лица руки. Он сжал их в своих ладонях, даже не думая о том, что делает женщине больно. Но она и не чувствовала боли.

– Я ждала тебя, сколько могла... Я приходила, но мне говорили, что тебя нет...

Он уткнулся лицом в ее мокрые от слез ладони.

– «Нет» – это не значит – «умер»... – прошептал он.

Пастор едва не задохнулся, когда судья огласил приговор. После вердикта присяжных – «ВИНОВЕН» он был уверен в сроке, к которому его приговорит судья Буффон. «Четыре года», – должен был сказать этот «договорной» судья. Так уверял его адвокат. Но этот толстомордый, сытый ублюдок огласил:

– Я могу понять и простить ваш поступок, мистер Овчаров. Но в этом случае меня никогда не поймет и не простит господь. Данной мне властью штата Огайо я приговариваю вас к двенадцати годам заключения в федеральной тюрьме штата в Колумбусе.

Помутненный рассудок Пастора едва не заставил его обессиленно опуститься на лакированный паркет зала суда. «ЧТО?!» – кричали в нем остатки сознания...

После бегства из Чехии, где его почти достало местное отделение Интерпола, Пастор пересек океан и осел в одном из отелей близ Кливленда. Вид озера Эри недолго успокаивал мысли авторитета. Желание находиться в зоне повышенного риска и, даже имея все, продолжать действовать привело к неудачной попытке вымогательства у эмигрантов из России. Неумение адаптироваться в новой среде привело к тому, что он в очередной раз нарушил закон. Это и называется – поспешное мнение о досрочной акклиматизации. В России всего десять процентов жертв вымогательства обращаются в правоохранительные органы. В Америке же десять процентов составляют те, кто в полицию не заявляет. Пастор, решив перенести тяжесть своего авторитета через океан, не рассчитал своих сил. Закон суров, но он – Закон. Пастора «брали» в его небольшой загородной вилле около двух десятков агентов ФБР. Похищение людей – один из самых тяжких грехов, упомянутых в уголовном законодательстве Соединенных Штатов.

Адвокат, понимающий, с кем имеет дело, твердил:

– Мистер Овчаров, пользуйтесь на допросах Пятой поправкой Конституции Соединенных Штатов. Отказывайтесь свидетельствовать и отвечать на вопросы в зале суда, если не уверены, что ответы принесут вам пользу. Вы не гражданин США, но вы на их территории. Закон превыше всего.

Пастор очень быстро понял, что Пятая поправка Конституции США – это то же самое, что пятьдесят первая статья Конституции Российской Федерации. «Я имею право молчать, а вы, если имеете желание, можете доказывать мне мою вину». Еще адвокат говорил, что «мистеру Овчарову очень повезло». Судья Буффон, рассматривающий его дело, очень любит золотые часы, дорогие автомобили и коллекционирует маленькие домики на побережье озер Эри и Мичиган. Пятьдесят тысяч долларов сумеют убедить судью Буффона в небольшой опасности деяний господина Овчарова. Четыре года превратятся в три при достойном поведении. А при наличии на счетах господина Овчарова таких сумм можно не волноваться за будущее. Вряд ли он будет экстрадирован в Россию как разыскиваемый Интерполом преступник. Дело в том, что господин Овчаров совершил преступление на территории США, и судим он будет по американским законам. По законам штата Огайо.

Овчаров смирился. А когда услышал приговор, пришел в ярость.

– Ты, мудила штатовский!.. – орал он в лицо сидящего перед ним адвоката. – Ты трахнул меня! Ты поимел меня, как сявку! Ты что обещал, гнида, мать твою?!

Адвокат, который на суде перенес не меньшее потрясение, успокоил Пастора и разъяснил ситуацию:

– Мистер Овчаров, у вас есть в России враги?

Пастор уставился на адвоката, как на недоделанного.

– У меня? В России? Ты че, волк помойный, издеваешься?! У меня пол-России – враги!.. Что происходит, адвокатишка?!

Адвокат помялся, словно думая – оглашать или нет недавно полученную информацию?

– Понимаете, судья Буффон... Я вам говорил, что он склонен к красивой жизни... Он вернул ваши пятьдесят тысяч. На тот же счет.

– Он что, внезапно стал неподкупным?! – не понял, продолжая бесноваться, Пастор.

– Понимаете ли, мистер Овчаров... Он получил из России чек на сумму в сто тысяч долларов. Чек ему передал какой-то журналист. Американец по национальности. Но это все, что я знаю. Я поэтому и спросил вас о врагах на Родине.

Пастор остекленевшими от изумления глазами смотрел на адвоката.

– Ты хочешь сказать... Ты хочешь мне сказать, что кто-то заплатил судье, чтобы тот вынес законный приговор?.. — Его шепот перешел в оглушительный крик. – НЕ ЗА ТО, ЧТОБЫ СУДЬЯ ПРЕСТУПИЛ ЗАКОН, А ЗА ТО, ЧТОБЫ ОН ЕГО ИСПОЛНИЛ?! Да кто на такое способен, придурок?! Ты что, спятил, стряпчий?!

Адвокат судорожно сглотнул слюну. У него у самого ситуация не укладывалась в голове.

– Заплати Буффону миллион!!! – взревел вор. – Дай два миллиона!.. Если у вас, бля, как на аукционе!!

– Поздно, мистер Овчаров. Вряд ли кто мог предугадать, что в последний перед судом день так получится... Мы уже не в силах что-либо исправить.

Но длительность срока наказания не будет иметь для Пастора совершенно никакой разницы. В мире, где он правил, ошибки не прощаются. Через пять недель он погибнет при весьма странных обстоятельствах, получив удар заточкой в ходе завязавшейся драки между заключенными. Но это произойдет только через пять недель. А сейчас, когда в огромном двухъярусном помещении федеральной тюрьмы Колумбуса был выключен свет и понемногу стихли сдержанные разговоры заключенных...