— Да что это за наваждение такое? — взорвался Кролл. — Тебе что, только это важно? Твои показания могут уберечь тебя от тюрьмы. Ты это понимаешь?

Себастьян вдруг притих, зеленые глаза потемнели, рот-розочка плотно сжался. Дэниел взглянул на мальчика, успев заметить, как оскалились у того нижние зубы.

— Мне, скорее всего, придется остаться в суде. Но я буду приходить к тебе в перерывы. Мы это потом обсудим. Нужно, чтобы люди услышали твой рассказ. Мы с тобой все хорошенько отрепетируем… но решать тебе.

— Я хочу дать показания, — сказал Себастьян, глядя на Дэниела. — Я хочу рассказать присяжным, как все было на самом деле.

Кеннет Кролл глубоко вздохнул:

— На том и порешим, — и кивнул Дэниелу, словно они только что заключили сделку.

Когда Дэниел вышел из автобуса, светило солнце. Воздух был неподвижен, и цветущая крапива ждала зазевавшегося путника. Дэниел зашагал к ферме Минни.

Он шел через город, смутно узнавая встречных прохожих. Мимо мясных лавок, которые торговали курами и яйцами с фермы Флинн, мимо магазина, где работала злобная старуха миссис Уилкс. Теперь кондитерская была заколочена, пав жертвой времени. Мимо постоянно закрытого полицейского участка, там в дверях висел телефон, который соединял звонившего с полицией в Карлайле.

Добравшись до фермы, Дэниел выдохся. Руки расслабленно отяжелели, но он чувствовал дрожь в пальцах. У кромки волос на лбу набрякли капли пота, и Дэниел провел по голове пятерней, вытер ладонь о футболку и зацепился указательными пальцами за задние карманы джинсов. Стоя на вершине холма, он смотрел на дом, пока не восстановил дыхание. День был обезоруживающе безмятежным.

Дэниел подошел к входной двери, повернул ручку, и дверь, скрипнув, отворилась. Блиц постарел и больше не выбегал встречать гостей, но, войдя в коридор, Дэниел услышал стук собачьих когтей по полу.

Пес наклонил голову, навострил уши и подошел к нему, опустив морду и виляя хвостом. Дэниел не опустился на колени, чтобы приласкать его, как сделал бы обычно, а только нагнулся, чтобы потрепать бархатные уши и разок поскрести под белым подбородком.

— Привет, старина, — прошептал он и посмотрел в сторону кухни, ощущая, как сильнее забилось сердце в предчувствии ссоры.

Сквозь окна потоком лился солнечный свет.

Минни, согнувшись, стояла на заднем дворе. Ее коричневая юбка подпрыгнула, выставляя напоказ подбитые гвоздями бурые ботинки. Минни ремонтировала курятник, попутно выдергивая сорняки и бросая их в компостную кучу.

Когда Дэниел открыл задвижку на задней двери и шагнул за порог, Минни уже была с железным ведром и щеткой в руках. Он наблюдал за ней от двери и в глубине души по-прежнему был рад видеть ее после месяцев разлуки. Двор вдруг показался ему таким красивым, с его навозным душком и травой, общипанной козами до состояния дорожки для боулинга. Козочки выросли, и одна стала даже больше козы. Боль в горле напомнила ему, что это был его первый настоящий дом — и последний.

Она по-прежнему его не замечала, и Дэниел подумывал о том, чтобы дождаться, когда она повернется и увидит его в дверях. Блиц сел на порог рядом с ним.

— Минни, — позвал Дэниел.

«Минни», не «мама».

Она повернулась, выронила ведро со щеткой и приложила ладони к щекам, словно сдаваясь, бросая оружие.

— О боже, лапушка… какой сюрприз!

Положив руку на больное бедро, она направилась к нему, улыбаясь так широко, что ее голубые глаза почти исчезли. Она шла, подняв ладонь козырьком, чтобы заслонить глаза от солнца. Дэниел знал, что она не могла увидеть выражение его лица. И представил себя, черный силуэт в дверном проеме.

Минни засмеялась, и Дэниел втянул в себя воздух. Ее смех был так важен для него, и он привык его ценить. Она вытерла грязные пальцы о юбку.

— И чему мы обязаны такой чести?

Она подошла совсем близко, отняла руку от глаз и, распахнув объятия, шагнула в прохладную тень, в которой стоял он. И только теперь наконец встретилась с ним взглядом.

— Лапушка, ты в порядке? Что такое?

Ее ладонь опустилась на его плечо успокаивающим жестом. Минни озабоченно нахмурилась, от поджатых губ на щеках появились ямочки.

— Не совсем, — прошептал он, вырываясь и проходя мимо, во двор.

Одна из коз ухватила его за футболку, и он, отгоняя, топнул раз, другой, пока животное не двинулось прочь.

Минни направилась к нему. Блиц метался у ее ног, вставая перед ней, и заглядывал в глаза, чтобы понять, что не так. Он заскулил и поскреб землю передними лапами. Минни вытянула руку, чтобы погладить собаку по голове, неотрывно смотря на Дэниела.

— В чем дело, лапушка? Что случилось?

Сердце у Дэниела бешено колотилось, ладони вспотели. Он пытался собраться с духом и высказать ей все спокойно, но у него слишком пересохло в горле. Он собирался рассказать ей о своих мыслях, о нестерпимом желании выяснить, что стало с его настоящей матерью, ведь ему исполнилось восемнадцать. Он планировал рассказать ей об отделе записи актов гражданского состояния, о свидетельстве о смерти, и о кладбище с белым мраморным крестом, и о том, что с букв, которыми написано ее имя, уже отслаивается краска. О том, что, когда Минни сказала ему, что его мать умерла, та уже завязала с наркотиками. Завязала ради него и перебрала с дозой, только когда подумала, что он никогда не будет ее искать, что он ее позабыл. Это было для него слишком, и он заорал:

— Моя мать умерла в прошлом году!

Он сам удивился, почему вдруг брызнули слезы. Набухла вена на виске, стало драть в горле. Слезы разозлили его еще больше. Он не хотел плакать. Этого он не планировал.

— В прошлом году!

Он подхватил железное ведро. Прицелившись в Минни, сначала запустил его вперед, не отпуская ручки, чтобы напугать ее, но она даже не шелохнулась. Тогда он швырнул его по-настоящему, и оно приземлилось на метр справа от нее, с грохотом ударившись о порог, отчего козы разбежалась по углам двора, а Блиц присел на задние лапы. Дэниел поднял метлу и отшвырнул ее тоже, а потом схватил лопату, стоявшую у стены курятника, и взмахнул ею, наслаждаясь тем, какой легкой она ему показалась, по-прежнему чувствуя, как из глаз капают слезы.

Он прикусил губу, прошептав:

— Ты мне солгала.

Минни стояла перед ним с тем же выражением лица, которое он помнил с детства: спокойным и решительным.

Он подбросил лопату в руке, наблюдая за реакцией Минни.

— О чем ты должна мне рассказать? О чем ты должна мне рассказать?

На него снова накатила волна гнева.

— А?! — крикнул он.

Он схватил лопату и занес ее над головой, шагнул вперед и со всей силы ударил в угол курятника. И продолжал бить с размаху, пока курятник не покосился. Вокруг беспокойно квохтали куры. Он крутанул лопатой по дуге и опрокинул ведро с кормом и поддоны для насестов, поставленные стопкой у сарая. Блиц сначала замер в испуге, а потом подобрался поближе к Минни, припав на передние лапы, залаял и зарычал на Дэниела и принялся бросаться на него, будто чтобы укусить, призывая к порядку, как отбившуюся от стада овцу.