она намеревалась сготовить завтрак и собрать припасы в дорогу: кое-какую снедь она уже приготовила и оставила в леднике погреба. Тело женщины ныло сладостной истомой после мужских ласканий.

– Прямо как с цепи сорвался, Иван Петрович, – думала Арина, выходя их школы. – Хотел, наверное, насытиться, на всё лето, но так не бывает: такой сладостью не насытишься даже на пару дней и про запас не оставишь.

Хороший мне барин попался – жаль в мужья не может быть как простой крестьянин. Но и так ладно получается: и деньги платит за работу, и свою и мою страсть греховную удовлетворяет, – думала служанка, покидая школу, где в своей половине мирно спал учитель в изнеможении чувств после страстного соития со служанкой, которая в сонном забытьи представлялась ему юной и нагой девушкой Татьяной.

В это самое время Татьяна у себя дома, уединившись в светлицу размышляла: – Пойти ли ей навестить учителя перед отъездом или нет? Если пойдёт, то случиться ей потеря девичьей чести: она не сомневалась, что в этот раз Иван уже не откажется от неё как тогда – тому порукой его поцелуй в сенях, но что потом? Утром учитель уедет на всё лето, потом она уедет и эта близость с любимым может оказаться единственной за всю жизнь и она, по бабьим словам, подслушанным летними вечерами, даже и не поймет всей женской радости в объятиях мужчины, как придется расстаться надолго, а быть может и навсегда.

– Нет, не пойду сегодня за девичьим грехом к учителю, – решила девушка: в конце лета он вернется сюда и я, наверное, определюсь со своими чувствами – вот тогда пусть всё и случится – если мы оба этого пожелаем. Таня была решительная, но разумная девица и даже согрешить надеялась с пользой для себя и для услады Ванюши: чтобы он распробовал её всю и прикипел к ней душой и телом – тогда ему будет хорошо с ней и он отведет её под венец, если она не передумает: бабы, обсуждая свои дела с мужьями, летними вечерами на лавочках у дома, часто сетовали, что парень-то вроде нравился, но стал мужем и в постели супружеской нет от него ни тепла, ни радости женской: никакого удовольствия, окромя детей нет от таких мужей.

Рассудительность Татьяны спасла Ивана от совращения девушки, если бы она наведалась к нему перед отъездом, и, очнувшись от дремы после скачек с Ариной, учитель продолжил свои сборы к отъезду в родные края.

Утром Арина пришла пораньше, собрала корзину снеди в дорогу, фляжку с водой, покормила завтраком, подошла сзади, когда Иван допивал чай и, сунув руку учителю в пах, ухватилась за восставшую сразу плоть и предложила: – На дорожку, Иван Петрович, согрешить и облегчиться не желаете? Я мигом исполню – только прикажите. Лавочник еще не скоро подъедет на своей тарантайке – он всегда долго собирается в дорогу.

– Нет, Арина, хочу, но не буду. После нашей вчерашней скачки на диване, я до сих пор не оправился: ноги ноют, будто весь день шел пешком. Удивляюсь твоей прыти: вчера стонала и билась подо мною словно рыбешка на крючке, а сегодня готова повторить женский грех как ни в чем не бывало. Истинно говорят, что женщины, как кошки – ничего их не берет.

– Неправда ваша, Иван Петрович, – обиделась Арина отказом учителя согрешить прямо сейчас. Мы, женщины, лишь исполняем мужские желания и потому должны быть всегда готовы уступить, чтобы и для себя получить малую толику удовольствия. Я вот попросила сейчас вашего внимания, но вы отказались, сославшись на дальнюю дорогу. Что же мне теперь пригорюниться в обиде? Нет, дождусь вашего возвращения и, надеюсь, вы не расколете меня надвое с голодухи без женщины всё лето, если, конечно, батюшка ваш не оженит вас за лето и вы не вернетесь сюда с молодою женою.

Некому тогда будет утешить бедную вдову, потому что с женатым учителем я грешить не буду – хоть убейте, мне это противно будет. Одно дело с одиноким мужчиной согрешить одинокой вдове, а совсем другое дело мужа соблазнять – это смертельный грех, который не замолить в церкви. Прощевайте, Иван Петрович, хорошего вам отдыха и знайте, что Арина будет ждать вас здесь и никому не позволит прикоснуться к себе. Я женщина верная, даже в плотском грехе, – закончила служанка свои слова, услышав скрип подъехавшей телеги лавочника.

Иван прихватил свой чемодан, Арина взяла корзину с припасами в дорогу и они пошли навстречу лавочнику, причем Иван ухитрился шлепнуть служанку по упругой ягодице, чем снял обиду женщины за свой недавний отказ ублажить плотские чувства на диване перед длительной разлукой. – Вернусь из дома, держись Арина, – пошутил учитель, – или сам напополам расколюсь, или тебя вдребезги разнесу на диване от накопившегося желания.

– Ничего, потерплю, – ответила женщина, – бог терпел и нам велел; только возвращайтесь, а уже плоть нашу мы умиротворим как-нибудь и к взаимному удовольствию. Я тоже иногда хочу в приступе похоти укусить вас до крови, но терплю и кусаю лишь до синяков, – так и вы стерпите и не замучаете меня до смерти, дорвавшись после разлуки до женских прелестей, которые у меня налились желаниями, благодаря вашей неустанной заботе о бедной вдовушке, – отшутилась Арина и мимоходом цапнула Ивана за мужское естество, которое тут же воспрянуло от прикосновения женской руки.

Надо сказать, что за зиму Арина привела свои руки в порядок: грубая кожа сменилась на мягкую, исчезли шишки на пальцах, ладони уменьшились и теперь прикосновение этих рук к мужскому телу было нежным и мягким и вызывало прилив желания, чем Арина иногда пользовалась, вызывая ответную страсть учителя, если он два-три дня не приглашал её на диван для взаимной утехи. Природная женская интуиция помогала Арине добиться желаемого посещения дивана легкими прикосновениями к мужчине в чувствительных местах, вместо унизительной, как она считала, просьбы к учителю совершить с нею прелюбодеяние, которого жаждала её здоровая женская натура.

Женской лаской от мужчины всегда можно добиться желаемого результата, тогда как просьбу или приказание мужчина часто считает покушением на свои права и выполняет их не всегда и неохотно.

Во дворе школы Иван погрузил на телегу, что подогнал к дому лавочник, чемодан и корзину, присел сбоку на охапку сена и выехал со двора под прощальные взмахи руки Арины, которая другой рукою вытирала уголком передника набежавшую вдруг женскую слезу: не чужого все-таки человека провожала служанка и будет теперь она ворочаться во сне, вскрикивая от накатившего желания ощутить в себе этого мужчину с