– Еще как… – Ему это было известно лучше, чем кому-либодругому. Об этом предупреждали его и друзья, и даже политические соперники, даон и сам знал, на что способна пресса. Историю с шумихой вокруг своей первойжены он помнил прекрасно.

К семи часам вокруг их дома были уже установлены телекамеры.А представители одного телеканала прибегли даже к помощи громкоговорителя: ониобратились непосредственно к Грейс, потребовав, чтобы она вышла к ним и далаинтервью. Чарльз тотчас же вызвал полицию, но власти сумели лишь изгнатьрепортеров с территории их частной собственности. Теперь вся эта братиятолпилась на противоположной стороне улицы. А две камеры скрывались в кронахдеревьев, и объективы их устремлены были прямо в окна спальни. Чарльз спокойнонаправился наверх и задернул шторы. Это была настоящая осада.

– И долго это продлится? – горестно воскликнулаГрейс, когда дети уже спали. Толпа на улице и не думала расходиться.

– Ну, еще какое-то время… Возможно, даже достаточнодолго.

Потом, когда они вдвоем, вконец вымотанные, сидели ;на кухне,Чарльз осторожно спросил, не хочет ли она выйти и поговорить с ними немного.Может быть, считал он, ей следовало рассказать всю эту историю по-своему.

– А для чего? Меня больше интересует, можем ли мыобвинить телекомпанию в распространении клеветы!

– Я ничего пока не знаю. – Он уже успел позвонитьдвум виднейшим юристам, занимающимся делами такого рода – но прекрасно понимал,что их домашний телефон скорее всего уже прослушивается, и не хотелразговаривать с ними ни из дома, ни тем паче из конторы. По крайней мере сейчасказалось, что случилось непоправимое.

Наутро репортеры все еще были на своем посту. Имена Чарльзаи Грейс сладострастно обсасывались различными телепрограммами. Грейс мгновенно«прославилась» на всю страну.

Успели уже взять интервью у двух охранников из Дуайта,которые в один голос заявляли, что знали ее как облупленную. Но оба былислишком уж откровенно молоды, и Грейс прекрасно понимала, что это сущий блеф.

– Я их ни разу в глаза не видела! – Она без силприслонилась к Чарльзу. Он остался с ней дома, чтобы поддержать ее. Грейсоказалась в западне. А Эбби наотрез отказывалась вставать с постели. Но друзьяпредложили отвезти в школу Эндрю и Мэтта, и Грейс почувствовала облегчение,когда они уехали. Ей было довольно проблем с Эбби.

А охранники тем временем вешали, что Грейс была членомтюремной банды «крутых девчонок», и намекали довольно прозрачно на то, что онабаловалась на нарах наркотиками…

– Боже, за что они это делают со мной! – Онасудорожно разрыдалась и закрыла лицо руками. Она ничего не понимала. Зачем всемэтим людям так беззастенчиво обливать ее грязью?

– Грейс, им просто хочется покрасоваться передтелекамерой! Погреться в лучах славы – пусть сомнительной, но все же… Все оченьпросто. Им хочется, чтобы их показали по телевизору – вот как тебя…

– Но я же вовсе не знаменитость! Я домашняяхозяйка! – наивно воскликнула Грейс.

– А вот в их глазах ты настоящая знаменитость. – Вэтих делах Чарльз был куда опытнее.

По другому каналу снова повторяли интервью с шефом полиции.А в репортаже из Ватсеки некая женщина, утверждавшая, что она была лучшейшкольной подругой Грейс, заявляла, что Грейс все время твердила ей о том, какона любит своего папочку и как сильно ревнует его к матери. Эту женщину Грейс,естественно, тоже впервые видела. Но телевизионщики непреклонно, не стесняясь всредствах, лепили версию «убийства в припадке ревности».

– Кто сошел с ума – все эти люди или я сама? Да этаженщина вдвое старше меня! Я не знаю вообще, кто она такая! – Даже фамилияее была незнакома Грейс.

Затем показали интервью с одним из офицеров, арестовывавшихее в ночь убийства, – теперь это был уже старик, но Грейс узнала его. Онпризнался, что девушка выглядела насмерть перепуганной и что ее трясло с головыдо ног.

– А не показалось ли вам, что она былаизнасилована? – беззастенчиво спросил репортер.

– Об этом нелегко судить с первого взгляда. И потом, яне доктор, – смущенно отвечал старик. – Но одежды на девочке не было.

– Так она была голая? – Репортер, разыгрываяпотрясение, смотрел прямо в объектив телекамеры.

Старый полицейский кивнул:

– Да, но, по-моему, врачи потом отмели версию обизнасиловании. Они просто сказали, что она той ночью занималась с кем-толюбовью – ну, может, со своим парнем или еще с кем. Может, отец их застукал.

– Благодарю, сержант Джонсон.

А по другой программе… Грейс просто онемела. ПостаревшийФрэнк Уилле, выглядевший еще отвратительнее, чем двадцать лет назад, –Грейс слабо изумилась тому, что такое оказалось возможно, – откровеннозаявлял, что Грейс всегда была странным ребенком, что всегда стремиласьзавладеть деньгами отца…

– Что??? Да он заграбастал себе все, что у нас было!Правда, оставалось не так уж много… – отчаянно закричала она Чарльзу, потом вполном отчаянии запрокинула голову.

– Грейс, возьми себя в руки – нельзя сходить с умаиз-за каждой подлой лживой фразы! Ты должна понять: им не нужна правда! Да скакой стати?

…Где Дэвид Гласе? Молли больше нет. Почему никто не скажет оней доброго слова? Почему никто ее не любит? Ну почему? Почему умерла Молли,почему исчез Дэвид? Куда он запропастился?!

– Я не могу больше! – Грейс была близка кистерике. Спастись было невозможно, и это казалось невыносимым. Они затравилиее, словно дикого зверя, и ей не будет пощады.

– Тебе придется это выдержать, – спокойно ответилЧарльз. – Учти, это еще долго продлится. – Он прекрасно понимал, чтоистория эта чересчур шумная и сенсационная, чтобы волнение скоро утихло.

– Но почему, почему я должна это терпеть! – вслезах спрашивала она.

– Потому что публика любит мясцо с душком. И саппетитом его поглощает. Когда я был еще женат на Мишель, бульварные газетенкипостоянно писали о нас – репортеры лгали, стряпали чудовищные сплетни. Онинаходили все новые и новые способы помучить ее. Тебе придется смириться.Такова, к сожалению, жизнь…

– Не могу. Она была кинозвездой, нуждалась во вниманиик своей персоне. Может быть, ей это все было на руку.

– Иными словами, ты хочешь сказать, что поскольку яполитик, то и мне это выгодно?

Они около часа просидели внизу. Чарльз терпеливо утешалГрейс, а потом она поднялась наверх и попыталась поговорить с Абигайль. Но та ислышать ни о чем не желала. В комнате у нее был телевизор, и она была в курсепоследних новостей.

– Как ты могла? Как могла ты делать такие жуткие вещи! –рыдала Абигайль.

Грейс в ужасе смотрела на дочь.

– Это ложь, – сквозь слезы сказала она. – Да,я была несчастна, была одинока, была напугана… я боялась отца до судорог… онколотил меня… он насиловал меня четыре года подряд! И я ничего не моглаподелать. Я даже не собиралась тогда его убивать. Просто так вышло. Я быласловно раненый зверь. Мне нужно было любой ценой спастись… У меня не быловыбора, Эбби. – Она всхлипывала, а Эбби в ужасе смотрела на мать. Девочкатоже навзрыд плакала. – Но почти все, что наговорили обо мне, –наглая ложь! -