– Как? И это в разгар всей этой круговерти? Да как тыухитрилась? – Чарльз был изумлен и очень обрадован. Ведь самой большойрадостью за все годы их совместной жизни были именно дети… Правда, егобеспокоило, как будет чувствовать себя Грейс в разгар его предвыборнойкампании. Малыш должен был появиться в марте, она была на втором месяцебеременности, а это значило, что ко дню выборов она будет уже на пятом… Чарльзумолял ее не воспринимать все чересчур серьезно и не расстраиваться, если впрессе вновь появится что-то гадкое, когда они вернутся в Вашингтон. И тут онвдруг схватился за голову и простонал:

– Когда малыш родится, мне будет уже пятьдесят девять!А когда он или она закончит колледж, мне стукнет семьдесят! О Боже… Тут онгорестно улыбнулся, а Грейс принялась его бранить.

– Ох, заткнись, пожалуйста! Я теперь, пожалуй, выгляжустарше тебя и прошу мне не жаловаться! Тебе на вид можно дать лет тридцать…

Это была почти что правда. Если не за тридцатилетнего, то ужсорокалетнего его легко можно было принять. Время было весьма милостиво кЧарльзу, но и Грейс в свои тридцать девять выглядела великолепно…

В сентябре они возвратились в Вашингтон. Если не считатьпредвыборной кампании, то лето было очень спокойным. Они бывали лишь уближайших друзей в Гринвиче, а по причине июньской шумихи и беременности женыЧарльз занимался своими делами, стараясь не прибегать к ее помощи.

Абигайль была уже совсем взрослой. Эндрю тоже, у негопоявилась новая подружка – дочка французского посла. А Мэтт пошел в третийкласс и был всецело поглощен проблемами нового рюкзачка, пенала, ручек ифломастеров… Он никак не мог решить, завтракать ли ему в школе или брать еду ссобой – словом, для Мэтта каждый новый день был потрясающим приключением.

Грейс и Чарльз еще не объявили детям, что ждутмалыша, – они справедливо считали, что еще рановато. Она была всего натретьем месяце и решила, что они поговорят обо всем этом после дня рожденияМэтта. Грейс собиралась устроить в его честь настоящий пикник. И вот,мало-помалу, она стала вновь появляться с Чарльзом в обществе. Это было тяжело– ведь она каждую минуту помнила, что ее трагедию вовсю обсуждают за ужиномчуть ли не в каждом доме. Но уже давно газеты не писали о ней, и оначувствовала себя виноватой в том, что покинула мужа в разгар предвыборнойкампании…

И вот жарким субботним вечером, как раз накануне пикника вчесть Мэтта, Грейс пошла за покупками – надо было запастись мороженым,лимонадом, пластмассовыми вилками и ножами. И, стоя в очереди у кассы, онавдруг чуть было не лишилась сознания: она увидела на стенде последний номердешевого журнальчика под названием «Клубничка». На сей раз Чарльза никто непредупредил… На обложке красовалась фотография Грейс, обнаженной, сзапрокинутой головой и закрытыми глазами… Груди ее были слегка прикрытыкакими-то черными коробочками, такая же коробочка красовалась на лобке – большена ней не было ничего. Все было предельно откровенно – ноги широко раздвинуты иказалось, она содрогается в пароксизмах страсти. Заголовок гласил: «Женасенатора, бывшая чикагская порнозвезда». Она сгребла журналы, чувствуя, что еесию же минуту вырвет, и протянула кассирше стодолларовую банкноту. Рука еедрожала. Она не понимала даже, что делает…

– Вы забираете все? – Кассирша округлила глаза.

Грейс кивнула. Говорить она не могла – в груди явственнослышались хрипы. Но ингалятор теперь неизменно был при ней…

– У вас есть еще? – хрипло выдавила она. Кассиршакивнула:

– Конечно. На складе. Их тоже принести?

– Да…

Грейс купила пятьдесят журналов, заплатила за угощение дляпикника и побежала к машине. В ту минуту ей казалось, что в ее руках весь тиражи эту мерзость нужно поскорее спрятать от посторонних глаз… Но когда она,рыдая, ехала по шоссе к дому, она уже понимала, какая она дура. Разве можновычерпать океан кофейной чашечкой?

Она стремглав вбежала в дом, успев лишь заглушить мотор, иувидела на кухне Чарльза. Потрясенный, он сидел за столом, сжимая в руке номер«Клубнички». Его старший помощник только что увидел его в киоске, тотчас жекупил и привез шефу. Никто их заранее не предупреждал. Помощник Чарльза, увидевлицо Грейс, немедленно ретировался, а Чарльз устремил на нее глаза, полныеужаса. Впервые она заметила такое выражение на его лице… Она никогда прежде невидела его таким растерянным, таким несчастным, и ей захотелось умереть.

– Что это, Грейс?

– Я не знаю. – Содрогаясь и рыдая, она села рядомс ним. Не знаю…

– Этого не может быть… это не ты!

Но как же эта девушка на нее похожа! Лицо видно оченьотчетливо. Несмотря на закрытые глаза, узнать ее не составляет труда. И тут онавсе поняла… значит, он все-таки раздел ее тогда… раздел догола… На шее у неекрасовалась какая-то дурацкая черная бархотка. Наверное, он нацепил на нее этугадость «для пущей сексуальности», пока она спала… Держателем авторских прав наэти снимки действительно был Маркус Андерс. Когда она прочла его имя, то совсемпобелела. Чарльз заметил ее остановившийся взгляд и тотчас же понял, что делотут не такое простое…

– Тебе известно, кто тебя снимал?

Она кивнула, моля Бога о смерти, – ради него, ради Чарльзахотела она умереть сейчас. Она отчаянно жалела, что повстречала его, что родилаему детей…

– Что все это значит, Грейс? – Впервые за всешестнадцать лет их совместной жизни тон его был ледяным. – Когда ты этосделала?

– Я не знаю точно, что именно я сделала. – Оназаикалась и давилась словами. – Я… я какое-то время дружила с однимчикагским фотографом. Я рассказывала тебе о нем. Он сказал, что хочет посниматьменя, все в агентстве уговаривали меня стать фото моде лью… – Она запнулась.

Чарльз был потрясен:

– Они хотели, чтобы ты снималась на порно? Что же этобыло за агентство?

– Агентство фотомоделей…

Жизнь, казалось, покинула ее. Она не могла больше сражаться.Нельзя же всю жизнь только и делать, что защищаться! …Она уйдет, если он этогозахочет. Она сделает ради него все, все…

– Они хотели сделать из меня фотомодель… а он сказал,что сделает несколько снимков просто на память. Мы были друзьями. Я доверялаему… он мне нравился. Это был первый мужчина, с которым я начала встречаться…Мне был двадцать один год. Опыта никакого… Мои соседки терпеть его не могли, о,они были куда умнее! Он пригласил меня к себе в студию, включил музыку, налилмне вина… и подмешал туда наркотик. Я уже рассказывала тебе эту историюдавным-давно… – Но Чарльз успел уже об этом позабыть. – Скорее всего ялишилась чувств. Я ничего, совсем ничего не помню – кажется, он снимал меня,пока я была без сознания… но на мне была белая мужская рубашка… даже трусики… Яведь так и не разделась…

– А почему ты в этом так уверена?

Она прямо и открыто смотрела в глаза мужу. Она никогдапрежде ему не лгала и теперь не собиралась.