Кроме того, появились две инсценировки на русском языке – «Попов и Рабинович» Веры Кугель-Маркович и «Кровавая шутка» Арона Грина. Первая из них в 1929 году рассматривалась Главреперткомом и, «несмотря на ряд неприемлемых моментов», нуждавшихся, по мнению политредактора, «в выпрямлении», была разрешена к постановке «без изменений при условии нормальной трактовки персонажей»[1177]. Вторую пьесу в 1940-м напечатали в Москве стеклографическим способом (тираж составил 1075 экз.)[1178]. Обе пьесы шли на сценах целого ряда провинциальных русских и, в переводе, украинских театров[1179].

Рис. 6.8. Программа спектакля Сарапульского драмтеатра. 1940

Рис. 6.9. Рецензия в газете «Маяк коммуны» (Севастополь, 1941. 14 июня)

В дни премьеры одной из постановок драматург Арон Грин на страницах местной газеты в очередной раз повторял мысль, что инсценируемый роман – далеко не лучшее произведение Шолом-Алейхема, но имеет большое политическое значение:

Спору нет: в литературном наследии великого еврейского писателя имеются романы, превосходящие «Кровавую шутку» по своим художественным достоинствам. Но в «Кровавой шутке» сквозь смех и шутку прорывается наружу гнев писателя… <…> Хочется, чтобы «Кровавая шутка» (не роман, а спектакль на его основе. – А. Ф.) служила в известной мере наглядной иллюстрацией к первой главе «Краткого курса истории ВКП(б)», где говорится о царской России как о душной тюрьме народов[1180].

Таким образом, аудитории в Советском Союзе, как, впрочем, и на Западе, сценические реализации пьес по «Кровавой шутке» оказались куда доступнее, чем текст самого романа. И все-таки его переиздание в СССР планировалось – ив подлиннике, и по-русски. Так, можно не сомневаться, что «Шутке» нашлось бы место в 40-томном полном академическом собрании сочинений Шолом-Алейхема на идише, инициированном в середине 1930-х киевским Институтом еврейской пролетарской культуры, но закрытие этого научного учреждения в 1936 году не позволило беспрецедентному издательскому проекту продвинуться дальше двух «пилотных» томов[1181].

Весной 1939-го о сходном проекте объявили и в Москве – в связи с помпезно отпразднованным восьмидесятилетием со дня рождения классика[1182]. Сообщалось, что первое полное собрание сочинений Шолом-Алейхема на еврейском языке призвано собрать все литературно-художественные и критико-публицистические произведения писателя, а также его письма. «Кровавую шутку» намечалось поместить в томах 21 и 22, а всего речь шла о 32 томах, которые должны были выйти в издательстве «Дер эмес» в течение 1940–1943 годов[1183]. Одновременно в Гослитиздате анонсировались десятитомные «Избранные сочинения» Шолом-Алейхема на русском языке, которые вряд ли смогли бы обойтись без нового перевода «необыкновенного романа»[1184].

О судьбе русскоязычного издания ничего не известно: если за анонсом и стоял реальный план, то, по-видимому, его претворению в жизнь помешала война[1185]. Что же касается издания на идише, то к началу войны ни одного тома выпустить так и не удалось, несмотря на объявленную подписку. Но в послевоенный период работа над проектом возобновилась. Теперь предполагалось, что собрание будет двадцатитомным, а «Кровавая шутка» и «Потоп» составят 12-й том[1186]. Первые три тома даже успели выйти к концу 1948 года, но продолжения не последовало: в ходе позднесталинской репрессивной кампании издательство «Дер эмес», как и все прочие еврейские учреждения страны, было закрыто. В прежнем виде советское книгоиздание на идише во времена оттепели уже не возродилось.

Итак, за всю историю оригинальный текст романа «Der blutiker shpas» на идише появлялся в печати всего четыре раза: в газете «Haynt» (1912), дважды в виде книг (1915,1923) и, наконец, в журнале «Советиш геймланд» (1988–1989)[1187]. До последней публикации, как справедливо утверждалось в журнальном резюме, произведение и в самом деле оставалось малоизвестным еврейскому читателю – по совокупности обстоятельств, не имевших отношения к идеологическим ограничениям в Советском Союзе. Нам осталось понять, почему вплоть до «публикаторского бума» перестроечных лет оно не приходило и к русскому читателю.

Хроника несостоявшейся публикации

Наиболее значительным проектом первого послесталинского десятилетия в области еврейской культуры стало шеститомное собрание сочинений Шолом-Алейхема на русском языке, выпущенное Государственным издательством художественной литературы (Гослитиздатом) в 1959–1961 годах. Никогда ранее русская аудитория не имела возможности познакомиться с творчеством еврейского классика в столь широком объеме, многие произведения печатались по-русски впервые или в новых, специально выполненных переводах. Отбирая тексты для этого издания, составители отчасти ориентировались на нью-йоркское «Folks-fond oysgabe», но в существенно большей степени – на уже сложившиеся в советском литературоведении и советской издательской практике приоритеты[1188]. Касалось это и «Кровавой шутки», и других поздних романов Шолом-Алейхема. Во вступительной статье к первому тому прозаик и литературный критик Ривка Рубина высказывала мнение, близкое довоенным оценкам Арона Гурштейна:

В романах «Потоп» и «Кровавая шутка», написанных после революции 1905 года, несмотря на отдельные блестящие места в них, Шолом-Алейхем – романист еще не может быть поставлен рядом с Шолом-Алейхемом – новеллистом. «Блуждающие звезды» – это первый роман, в котором талант писателя засверкал всеми красками…[1189]

«Блуждающие звезды», мелодраматическое повествование о судьбах еврейских актеров до революции, в СССР было принято считать «главным романом» Шолом-Алейхема. Возможно, в этом нашло отражение то особое место, которое занимал в советской еврейской культуре театр, прежде всего – московский ГОСЕТ во главе с Соломоном Михоэлсом. В собрании сочинений 1959–1961 годов под «Блуждающие звезды», отсутствовавшие в «Folks-fond oysgabe», выделили целый том 10°. Ни «Кровавая шутка», ни «Потоп» в шеститомник не вошли.

Тем не менее в потоке гослитиздатовской корреспонденции тех лет оба романа «всплывали». Судя по всему, требования напечатать их, звучавшие в читательских письмах, носили случайный характер и свидетельствовали не столько об интересе конкретно к этим произведениям, сколько о прорывающихся на поверхность чувствах рядовых советских евреев, недовольных своим положением и положением своей национальной культуры. Шолом-Алейхем являлся для них символом этой культуры, а издательство, взявшееся за выпуск собрания его сочинений, превратилось в адрес для предъявления претензий[1190][1191]. Бюрократический ритуал обязывал учитывать «запросы трудящихся», и отдел писем Гослитиздата даже направил в редакцию литератур народов СССР служебную записку о предложении читателей – издать дополнительный том с романами «Кровавая шутка» и «Потоп»[1192].

Совсем иной характер носили упоминания тех же романов во внутренних рецензиях, которые поступали в издательство от еврейского поэта Арона Вергелиса, в конце 1950-х работавшего в Иностранной комиссии Союза писателей, а чуть позднее, в 1961-м, возглавившего новый журнал на идише – «Советиш геймланд». За его резкими заявлениями стояло ожесточенное соперничество с Моисеем Беленьким, членом редколлегии