Медведь задумчиво полез в бороду.

– Когда обоз встречать?

– Дней через пять, а может, и позже. Мы их хорошо обогнали.

– Ну вот и будем встречу готовить. Не спеша, но поспешая. Ты этого Лисовина видал? Все понял?

– Поймешь тут… Сколько годов вместе, а…

– Это точно. Ну так вспомни, как Журавль всегда говорил: решаем проблемы по мере их поступления. Так что не суетимся, посмотрим, до чего эти двое договорятся…

Данила закрыл за собой дверь и кивнул в сторону широкого добротного стола, что стоял в просторной светлой горнице. Мишка огляделся: даже у него в тереме поскромнее, ну прямо в хоромы попал! Главным образом из-за больших – по здешним меркам так просто огромных! – решетчатых окон под маленькие округлые вставки из мутного зеленоватого стекла местного производства, да ещё и с двойными рамами. Что происходит на улице, через них не разглядишь, но в солнечный день они пропускают достаточно света. Каким-то чудом их не выбило при взрыве, вероятно, потому, что они выходили в сторону, противоположную взорванной школе.

Судя по всему, в этом доме и жили до побега покойный мастер Гордей с Тимкой. Очень не бедно жили. А главное, как сказали бы на тысячу лет позже – модерново. Возле русской печки, которая сама по себе уже являлась артефактом из другого времени, висел бронзовый рукомойник, не как-нибудь наспех сляпанный, а отлитый в виде совы. Под ним на резной деревянной тумбочке, в которой спрятано ведро, приспособлено нечто вроде раковины. И хотя хозяин дома был боярским тестем, а его внук бояричем, и многое, вроде того же рукомойника, несло на себе печать усовершенствований, сделанных человеком, знакомым с наработками далёкого будущего, для Слободы их дом чем-то уникальным не являлся. Судя по тому, что успел заметить Мишка, и остальные здешние мастера тоже не слишком бедствовали. Во всяком случае, до налета и пожара.

«Коммунизм в отдельно взятой слободе. Прав Медведь, балованные у них мастера. Привыкли к спецобслуживанию и гособеспечению на высшем уровне. Чего им не жилось-то, что они за Мироном пошли? Хотя… А что не жилось при СССР таким же, привыкшим к собственной исключительности, элитам? Ведь именно в этой среде пышным цветом расцветало недовольство «уравниловкой» и недооцененностью себя, гениальных. С каким возмущением цедили сквозь зубы про «совок» и «убожество» все эти обладатели спецтранспорта, спецдач и спецквартир, полученных от государства и ничего им не стоивших, но и не оцененных по достоинству, ибо все это казалось само собой разумеющимся.

А громче всего возмущались даже не сами обладатели этих привилегий, а члены их семей, дети и жены. Им, как наследникам, все эти блага совершено не светили, ибо не являлись частной собственностью и прилагались к должности главы семейства. Ровно до того, пока он этой должности соответствовал. Так и тут: закрытостью и «несвободой» недовольны оказались прежде всего те, кто от этой самой «несвободы» имели больше плюсов, чем минусов… Хотя и не они одни. Как там Герасим говорил? Живем сытно, но обидно… И, похоже, чем сытнее, тем обиднее. Вот они и обиделись так, что сами это свое «сытно» разнесли к чертям собачьим.

Да и хрен бы с ними пока. Нам надо сейчас Данилу Мастера на правильную позицию ставить. В его же интересах, кстати…»

– Выпить не предлагаю – нечего, угощение все в крепости осталось. А тут, сам понимаешь, не до того… – Данила тяжело опустился на лавку и облокотился о стол. Выглядел он все ещё бледным, но похоже, приступ закончился.

– Обойдемся, – согласно кивнул Мишка. – Нам с тобой сейчас надо головы трезвыми держать. Часто твой голос подает? – участливо спросил он.

– А твой ещё нет? – поморщился Данила. – Они с возрастом тоже взрослеют и сил набираются. Сейчас уже не так сильно, я его всё-таки прижал. Как – и сам пока не понял, и не знаю, надолго ли. Но и это уже за счастье, а то думал – все, стоптал он меня… Раньше выпивка помогала – чуть примешь, и он отключался, а теперь ещё кто кого перепьёт. Саня как-то умеет со своим справляться, хотя тоже иной раз… Особенно, когда кровь почует – тогда зверь из него прет…

«Ага, не Саня на колы сажал – его «младший» вырывался… Похоже, Данила это объяснение принял, чтобы своего Саню оправдать в своих собственных глазах. Ему так проще. Иначе как наблюдать все эти зверства единственного друга и продолжать считать его человеком? Самому Журавлю, судя по тому, что я про него понял, оправданий не требуется, он способен себя принять таким, как есть, не оправдываясь и не комплексуя.

А вас-то, сэр Майкл, в вашей нынешней ипостаси ваши знакомые ТАМ не испугались бы? Кто расстрелом командовал и из кого зверь пёр? Лис-то бешеный… А вообще надо потом будет про это подробно поговорить – у этих двоих опыт сосуществования намного богаче моего. Надо перенимать, пока не поздно, уж очень не хочется на старости лет от детей в клетке прятаться. Лисовина-то своего иной раз едва успеваю за штаны ухватить, когда он наружу прёт. Так что, ой, не суди…»

– А ты без крови хотел? Одним добрым словом без револьвера? Хотя Валуя ты лихо обломал, когда он давить попытался.

– Эриксоновский гипноз, – неожиданно по-мальчишески ухмыльнулся Данила. – Дядя научил…

«Вот теперь точно – пацан… Дядя, значит, научил? Интересно узнать, чему ещё… Ладно, не горит…

Сейчас все наши дальнейшие отношения определятся на много лет вперед. И не между двумя соседствующими боярами – это-то как раз просто, а между мной и им… Он перед собой видит пацана, хотя знает, что я старше и опытнее, но принять это вот так сразу ему не просто, как и мне все время приходится себе напоминать, что этот изможденный старик по сути мальчишка. Да и чужой я ему, и пока что непонятно, враг или друг.

…Скорее, враг. Журавль-то четко обозначил свое отношение, а Данила со всем своим эриксоновским гипнозом привык ему в рот заглядывать, к Нинее не ходи. С Саней-то он со своего здешнего детства рядом – тот его, считай, воспитал…»

– Красиво! – польстил Даниле Мишка и вздохнул. – А насчет крови… Думаешь, мне нравится? – он зло дернул щекой, придавив Данилу своим «старческим» взглядом. – Что там, что тут – никак… Испугаешься малой крови – большой умоешься. Не может управленец себе этого позволить.

– Вот и Саня так говорил… – Данила грустно усмехнулся. – Только ведь и у него результат… Сам видел.

– Ну, не такой уж плохой, я бы сказал. Систему вы построили – дух захватывает. Правда, контроль над ней не сумели сохранить. Это одним насилием не достигается, хотя и им тоже. А когда насилие перестает срабатывать, и вместо того, чтобы искать другие инструменты, усиливать нажим, то все равно рано или поздно где-то сбой произойдет, и контроль ослабнет. Если система растёт без ограничений, катастрофы в ней пойдут сначала мелкие и не очень заметные, а потом станут нарастать лавинообразно.

Вот когда она у вас выросла, вы контроль и потеряли. Все вы правильно делали, вам только знаний не хватило. Это не в укор – каждый в своем деле мастер, всего знать и уметь нельзя, а управление – тоже наука. Большие системы совершенно иначе управляются, поэтому, как только она дорастает до определённых границ, управлять ею по-старому уже нельзя. «Верхи не могут» – помнишь? А там и низы не захотят… Вот и получили, что получилось. Бунт бессмысленный и оттого беспощадный…