Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пожалуй, Джастин в целом верно описал, что происходило с Джулианом. Его горе не знало границ, но присутствие Джастина позволило ему немного отвлечься, порой они даже ненадолго забывали о трагедии и вели себя как обычные подростки, приехавшие в Америку.
Через пару недель Джулиан засобирался домой, но Йоко попросила его остаться еще на некоторое время, чтобы присутствовать на торжественной церемонии открытия посвященного Джону мемориала Strawberry Fields в Центральном парке. Предполагалось, что там соберутся представители мировой прессы, поэтому Йоко попросила Джулиана сопровождать ее и Шона, чтобы не нарушать целостность семьи, и убедила его надеть кепку и шарф Джона. Джулиан согласился с большой неохотой, в надежде, что это поможет сближению двух семей Джона. Он еле достоял до конца мероприятия и не мог дождаться, когда наконец можно будет уйти и снять кепку и шарф. Носить вещи отца на людях было для него безумно тяжело. При этом он чувствовал, что Йоко хотела не просто подчеркнуть его сходство с Джоном, но и показать всем, что у нее добрые отношения с Джулианом. На самом деле это было не так: он видел, что ей, по сути, нет до него никакого дела.
Перед отъездом Джулиана Йоко предложила ему и Шону выбрать себе по гитаре из коллекции Джона. Джулиан попросил свою любимую, черную «Ямаху» с жемчужной инкрустацией в виде дракона. Он помнил, как Джон играл на ней и пел Шону песни. Йоко сказала, что ту гитару дать не может, и отдала ему две другие, но они были ему незнакомы и мало что для него значили. Это единственные вещи Джона, которые были когда — либо отданы Джулиану. Позже, еще раз посетив Дакоту, он увидел, что Шон полностью распоряжается всем музыкальным оборудованием Джона, в том числе и гитарой, о которой он так мечтал.
Джулиан вернулся как раз к Рождеству. Я очень беспокоилась, пока он был в Нью — Йорке, и была рада видеть его дома. Сын приехал мрачный, подавленный и несчастный — не только в связи со смертью отца, но еще и потому, что его обидело отношение Йоко. То, как она распоряжалась вещами Джона, в его понимании, свидетельствовало о ее полном к нему безразличии. Джулиан чувствовал, что его пригласили в Нью — Йорк только потому, что иначе это выглядело бы уж совсем неприлично.
Не только Джулиан подвергся подобному остракизму: о смерти Джона никому из его родственников не сообщили лично, хотя, конечно же, пресса опередила всех и вся. «Родственники любят тебя только из — за денег». — именно так будто бы сказала Джулиану Йоко. Подобная позиция, на мой взгляд, ничего кроме сожаления не заслуживает. А в отношении семьи Джона она еще и в корне неверна. Его деньгами они никогда не интересовались и любили его просто потому, что он был им родной человек.
Рождество и Новый год мы отпраздновали тихо и спокойно. Репортеры все еще болтались вокруг бистро, но мы с Джоном Твистом и Энджи продолжали работать как обычно. Джулиан все это время слонялся как неприкаянный, спал или ходил к Джастину, который жил в паре миль от нас. Я внимательно наблюдала за ним, опасаясь, как бы он не впал в депрессию. Мысли о Джоне не покидали нас: его песни возглавляли хит — парады. Альбом Double Fantasy, вышедший в свет за пару недель до его гибели и не имевший особого успеха, теперь был распродан шестимиллионным тиражом. По радио постоянно звучала его музыка, повторялись его старые интервью, в газетах печатались все новые статьи и воспоминания о нем, в магазинах появились галстуки, кружки и прочие сувениры. Если он был популярен при жизни, то после смерти стал популярнее в десять раз. Было ужасно осознавать, что Джону пришлось умереть, чтобы зазвучало столько славословий в его адрес.
Вскоре Йоко выпустила сингл под названием Walking on Thin Ice — обрывки фраз Джона вперемешку с ее пением. Мне композиция показалась жуткой, хотя она стала самой успешной в карьере Йоко. Далее последовал альбом Season of Glass, на обложке которого была фотография очков Джона, заляпанных кровью, поднятых на месте его гибели. В интервью после выхода альбома она сказала, что хотела донести суровую реальность до общественного сознания. Не знаю, как общественности, а Джулиану суровой реальности хватало и так, он бы вполне обошелся без мучительных напоминаний о ней на каждой витрине.
На Новый год у нас объявился неожиданный гость, Фред Симен. Он специально приехал из Нью — Йорка, чтобы сообщить нам, что последние шесть лет Джон вел подробные дневники. Из его рассказа следовало, что за несколько месяцев до своей гибели, во время поездки на Бермуды, Джон попросил Фреда в случае, если с ним что — нибудь случится, передать эти дневники Джулиану.
Фред вывез дневники из Дакоты и передал на хранение надежному другу в Нью — Йорке. Этот «друг» обещал снять с них копию, чтобы Фред мог вернуть оригиналы Йоко, но, осознав их материальную ценность, решил оставить их себе. Фред сказал, что продолжает переговоры о возвращении дневников и надеется вскоре передать их Джулиану. Мы поблагодарили его за хлопоты и провели весь вечер в воспоминаниях о Джоне.
Джулиан был очень взволнован и тронут, узнав, что Джон хотел оставить ему что — то настолько личное. Сын надеялся, что дневники помогут ему понять отца и что, познакомившись с его самыми сокровенными мыслями за последние годы, он сможет проникнуть глубже в душу Джона, чего ему раньше никогда не удавалось.
Печально, но Джулиан до сих пор не прочитал эти дневники, потому что Фреду так и не удалось их заполучить. За определенную мзду их вернули Йоко, которая добилась ареста Фреда по обвинению в краже имущества в особо крупных размерах. В 1983 году он был приговорен к пяти годам лишения свободы условно (потом срок сократили до трех лет). Дневники остаются в собственности Йоко, но Джулиан знает, что они предназначались ему, и это уже немалое утешение.
Нам было известно, что Джон оставил завещание, но мы не имели представления о его условиях. В любом случае, я не сомневалась, что Джон что — то оставил Джулиану. Сколько бы ошибок он ни совершил как отец, он любил Джулиана и наверняка хотел, чтобы Джулиан был признан как его сын и достойно обеспечен. Я не допускала мысли, что он мог пренебречь этим долгом. Единственное, что меня беспокоило, это то, что Джона не интересовали юридические тонкости, и он всегда передоверял такие вопросы другим. Поэтому вряд ли он позаботился о том, чтобы процесс вступления в наследные права прошел без лишних осложнений. Достаточно вспомнить, сколько проблем у нас было на первых порах с его депозитным вкладом.
В конце концов нам сообщили, что Джон оставил свое состояние, насчитывающее значительно больше ста миллионов фунтов (потом оно выросло до нескольких сотен миллионов), Йоко и их потомкам: Джулиану, Шону и Киоко. Распорядителями имущества были назначены Йоко и адвокаты Леннонов.
Какое — то время мы ждали, что условия завещания начнут приводиться в исполнение. Однако, когда по прошествии года так ничего и не произошло, мы наняли адвокатов для расследования обстоятельств дела. Они уведомили нас, что поскольку распорядителями состояния являются Йоко и ее адвокаты, от них и зависит, получит Джулиан какие — либо деньги или нет, — несмотря на то что богатства Джона хватило бы на небольшое государство.
Для нас с Джулианом смерть Джона стала тяжелым ударом. Я оплакивала мужчину, которого любила как мужа и друга, Джулиан — отца, в котором он так отчаянно нуждался и которого так по — настоящему и не узнал. В течение нескольких месяцев Джулиан все больше и больше отдалялся от меня; вскоре он вообще отбился от рук, и я очень волновалась за него. Сын злился на меня, говорил, что это я виновата в том, что мы с Джоном расстались, что я не проявила должного мужества и не смогла заставить его вести себя как подобает отцу. Он был готов совсем оттолкнуть меня. Я все прекрасно понимала, но это было очень больно.